Беременность в подарок

– Поправляйтесь.

Упираюсь руками в раковину и поднимаю взгляд на зеркало. Бледная, под глазами начинают проявляться синяки. Ополаскиваю лицо прохладной водой и стараюсь глубоко дышать.

Мне начинает названивать Захар. Сбрасываю и заставляю себя выйти.

Я не собираюсь сейчас сбегать. Это не решит проблему, и Захар может меня искать, чтобы переубедить или ещё что-то.

А мне это не нужно. Решать, так конкретно все.

Возвращаюсь к нему.

– Извини.

Он окидывает меня взволнованным взглядом.

– Все в норме?

Прислоняю ладонь к щеке.

– Немного давление подскочило. У меня бывает.

Кивает.

– Так, может, тебе лучше домой? Отлежишься.

– Да, было бы здорово. Извини, что порчу вечер. Видимо, устала сильнее, чем я думала.

Доезжаем в полном молчании. Я не начинаю разговор, да и Захар не спешит нарушить тишину.

Подвозит к дому и поворачивается, как обычно. Окидывает взглядом.

– Может, в больницу, Юль? Ты какая-то бледная.

Мотаю головой.

– Ну прям уж. Буду я ещё кататься в больницу из-за каждого недуга. Завтра буду огурцом. Не забивай голову, – стучу по его виску.

Он перехватывает моё запястье, а я боюсь дернуться и выдать себя. Выдать, что мне не нужны эти прикосновения. Хотя я сама виновата. Чего полезла к нему?

Прижимается губами к тыльной стороне моей руки и смотрит прямо в глаза.

– Подумай над моим предложением. Уверен, нам будет хорошо вместе.

Улыбаюсь. Точнее, изображаю улыбку и выхожу.

Машу ему вслед, жду, пока его машина скроется из виду. Ноги отказываются послушно держать мое тельце, и я падаю на заснеженную лавочку.

Из меня вырывается всхлип. Зло вытираю слезы, но они не желают прекращаться.

Достаю телефон.

– Ад, – голос дрожит, – ты сейчас занята?

– Юлек, что стряслось?

– Занята? – уже почти скулю в трубку.

Боль разрывает все тело. Всхлипы становятся сильнее.

– Еду. Ты дома?

Угукаю.

Часто-часто глотаю слюну, чтобы меня снова не вырвало. Беру в руку горсть снега и сжимаю его.

Жду подругу и не решаюсь встать на ноги. Боюсь, сразу грохнусь на притоптанный снег.

Машина Адки тормозит, но скользит по легкому гололеду, останавливаясь чуть подальше моего подъезда.

– Ты дурная?! – орет подруга на весь двор. – Ты какого черта голой жопой на холодной лавке сидишь?!

Подбегает ко мне, периодически поскальзываясь, и сдергивает меня с лавки.

Я чуть ли не повисаю у неё на руках, пока она продолжает отчитывать меня:

– Совсем башкой не думаешь! Ты какого фига такой опасности детей подвергаешь! А если простынешь, ты хоть подумала, чем может обернуться это твое сидение на холодном? Юля!

Она встряхивает меня как куклу и заглядывает мне в лицо.

– Боже, что с тобой?

Всхлипываю.

– Ну-ка, домой.

Заталкивает меня силой в подъезд, чуть ли не волоком дотаскивает до квартиры. Роется в сумке в поиске ключей.

Заботливо раздевает.

– Так, чай горячий! – кричит из кухни, пока я растекаюсь на диване. – Ванну нельзя, душ тоже. Опасно! Так что чаем буду отпаивать, пока не лопнешь.

Забегает в гостиную, заворачивает меня в плед и вручает большую кружку с ароматным чаем.

Сама усаживается на пол и смотрит на меня так пронзительно, что снова слезы подкатывают.

– О, горе ты мое, ну что такое? Что могло случиться за несколько часов, пока мы не виделись?

– Он сказал про аборт, – вышептываю непослушными и одеревеневшими губами.

Адка удивлённо хлопает глазами.

– Ты ему сказала? – пищит и закусывает губу.

Мотаю головой.

– А как тогда? Юль, постарайся не плакать, милая, – поглаживает меня по ноге.

Обхватываю кружку и не чувствую тепла. Кажется, я промерзла вся изнутри после разговора с Захаром.

– Он сказал, что ему не нужна семья. Никаких случайных залетов, да и неслучайных тоже. Дети ему не нужны.

– Так, и ты сказала, что ты забеременела? – продолжает разбираться подруга.

Мотаю головой. Опять.

– Нет, я спросила: а если я все-таки забеременею?

– И?

Адка меняется в лице. Скорее всего, до неё доходит, что именно было дальше.

– Он сказал, что отправит на аборт решать проблему.

– Охренеть, – выдыхает подруга, – вот же козел.

Ударяет кулаком по своему бедру и стискивает зубы.

Угукаю. Глаза снова наполняются слезами.

– Слушай, а если ему сказать?

В ужасе округляю глаза и в панике трясу головой.

– Только через мой труп он узнает о беременности, – резко отставляю стакан, и часть чая расплескивается, – не вздумай никому говорить.

Хватаю Адку за рукав и сжимаю ткань в руке.

– Ты меня слышишь, Ада? Не вздумай даже! – повышаю голос.

Подруга кивает.

– Юль, я никому, ты же знаешь. Но мало ли, вдруг когда он узнает, то передумает.

Встряхиваю подругу.

– Ада, ты меня слушала? Он ясно дал понять, что отправит меня на аборт! Аборт!

Всхлипываю и складываюсь пополам.

– Все, все, извини, Юль, – гладит меня по волосам, – никто не узнает, пока ты сама не решишь по-другому. Выдыхай, милая.

– Это только мои дети. Захар пусть катится к черту.

Адка вздыхает.

– Ты что-то решила уже, да?

Знает меня. Знает, как я могу быстро принимать решения.

Киваю.

– Поделишься?

– Сначала надо с ним встретиться и отказаться от всяких отношений. Поработаю, пока живот не будет виден, у Сергея Витальевича, денег накоплю. Квартиру эту продам.

– И куда?