– Думаю, дня через три. Заявления все напишу и рвану к тебе. Можно?
Крестная возмущенно вскрикивает:
– Нет, ты посмотри, она ещё спрашивает! Нужно! Жду тебя уже. Весь поселок ждет, чтобы в порядок привела нашу оранжерею.
Смеюсь сквозь слезы и прощаюсь, пока не зарыдала в голос.
Почему вот так? Родная мать отказалась, а тетя Люба заменила маму?
– Юлия, – врач выглядывает и кивает, – проходите.
Справляюсь с набежавшими слезами и шагаю внутрь.
– Я правильно помню, вы собирались переезжать? – водит датчиком по животу, снимает все показатели.
Угукаю, сама не могу взгляд отвести от экрана, на котором плавают мои крошечки. Бусинки мои.
– Обязательно зайдите к своему врачу и заберите все необходимые документы. И там встаньте на учет.
– Конечно, там есть хорошая больница.
Кивает.
– Пол смотрим?
Сердце ускоряется.
– А уже можно? В тот раз было ещё рано.
Она смеется.
– Ну так сколько уже прошло. Можно.
– Тогда смотрим, – уверенно киваю.
Ещё какое-то время по коже путешествует датчик.
– О, у вас мальчик и девочка.
– Серьезно? – распахиваю глаза.
Если честно, я не ожидала, что они будут разного пола.
– А вы не рады?
– Рада. Главное, что с ними все в порядке, а пол не так важен.
Заканчиваю осмотр и выхожу в кабинет.
– Ну вот. Вы больше не бусинки, – стучу пальцем по животу, – бусинка только одна. Второй – бусёнок.
Смеюсь. И ловлю на себе умилительный взгляд медсестры. Улыбаюсь в ответ.
Заезжаю на работу и пишу два заявления: на увольнение и на отпуск без содержания.
Больше нет смысла оттягивать переезд. Сама судьба подгоняет…
Эпилог
– Хватит реветь, Ада, – сама с трудом сдерживаюсь, чтобы не завыть от тоски.
– Ну как я тут без тебя? – утирает слезы подруга и стискивает меня в объятиях.
– Ну не могу я больше тут. Я же говорила, что встретила Захара. А если ещё раз встречу через пару месяцев, когда уже живот нельзя будет скрыть?
Адка грустно кивает, держит меня за руку.
Стоим возле поезда и не можем никак отлепиться друг от друга.
– Ты давай. Звони, пиши. Береги бусинку и бусёнка, – кивает на живот.
Хмыкаю.
– Ну а как же? Доставлю в наш мир в лучшем виде.
Смеемся, но этот смех звучит слишком горько. Не похож на наши обычные хохотунчики.
Момент не тот. Мне самой больно отрываться и срываться из родного города.
Я тут все свои годы провела, и сейчас словно перечеркиваю все прошлое. Но ради детей нужно переступить через свой комфорт и шагнуть в новую жизнь.
Ради малышей я готова и на этот шаг.
Чтобы им было хорошо. Чтобы они жили хорошо.
– Ты все взяла? Документы? Деньги? Вещи? – суетится подруга, нарезая круги вокруг меня и моего чемодана.
– Все, все, – хватаю её за руку и заставляю остановиться.
– Я приеду на роды! – твердо говорит и для убедительности кивает.
– Буду ждать. Хотя не уверена, что мой поселок тебя впечатлит. Слишком мелкий, – пожимаю плечами.
Подруга закатывает глаза.
– Не думала, что я отношусь к тем снобам, которым важен размер населенного пункта.
– Нет, конечно. Но я считаю своим долгом тебя предупредить, чтобы ты потом на меня не бухтела.
Адка выгибает бровь и надувается.
– Все, – прижимаю её ещё раз к себе, – мне пора, а то без меня уедут.
– Я тебе помогу занести чемодан, – Адка отталкивает мою руку от ручки.
Ей преграждает дорогу проводник. Адка поднимает на него испепеляющий взгляд.
– Разрешите пройти.
– Кто пассажир?
Выглядываю из-за злой Адки и улыбаюсь парню.
– Я.
– Проходят только пассажиры, остальные провожающие уже не успеют пройти.
– Слушайте, у меня подруга в положении, – показывает на мой живот, – хотите, чтобы она поднимала тяжести? И родила прям тут?
Молодой паренек опускает глаза на мой слегка выпирающий живот и краснеет.
– Извините, я не заметил.
– Все нормально, – пытаюсь сгладить момент.
– Я помогу, – протягивает руку, и Адка удовлетворенно кивает.
Передает ему чемодан, отступает.
Занимаю свое место и чуть ли носом не прилипаю к окну.
Адка стоит на перроне, и я вижу, как на солнце блестят её слезы. У самой горло перехватывает от накативших эмоций.
Она машет мне рукой. И поезд трогается, унося меня в новую, другую жизнь.