Бери и помни

— Отдохнем и брата проведаем. Дни-то стоят… Петька Воробьев поедет. Я вчера его девчонкам платья шила… Говорит — поеду…

Ирина была готова уехать хоть куда, лишь бы отвлечься от грустных мыслей о Григорьеве.

День выдался дождливый. Владимир неотступно сидел у костра, глядя на огонь.

— Чего ты мрачный сегодня? — спросила у него Ирина, когда Светка с Воробьевым ушли за хворостом.

Присев на корточки, Зыков ткнул палкой в костер, отмахнулся от дыма.

— Зачем приехала?

— А может, по тебе соскучилась, — сказала Ирина весело.

— Зря смеешься, — Владимир взбросил на нее глаза. — Где грешно, там не смешно.

— А я и не смеюсь…

— Вижу. — Владимир надвинул на лоб фуражку. — Напрасно приехала…

— Почему напрасно? — Сегодня он был каким-то странным, жестким и ей нравилось его злить.

— Потому что могла и не приезжать. — Он подошел к Ирине, встал напротив, близко. — Потому что думал, забылась ты, отошла, к другой потянулся, а вот приехала — и снова дурь, как ты говоришь, одолела…

— Глупости-то, — осторожно толкнула его Ирина.

Владимир оборвал ее:

— Ты вот что… Уезжай отсюда… И вообще из города уезжай… С сыном вместе, с мужем со своим призрачным. Я не Андрей, Ирина… Я не могу, Ирина… Я не могу тебя по огородам ловить и не буду… Уезжай!

— А не послушаюсь? — она склонила голову набок.

— Пристану!

— Да ты уж и так пристал как репей…

Вечером на железнодорожной платформе Владимир отвел Ирину под навес газетного киоска и сказал сквозь зубы:

— Я не люблю Фефелову, так и знай. При тебе я ее не люблю. Это из-за тебя все, думал, забуду. Только из-за тебя.

На обратном пути Ирина мерзла и задумчиво смотрела в окно, по которому бежали дождевые слезы. В душе было пусто, ничего не хотелось. Воробьев и Светка играли в карты, шумели, и этот шум раздражал Ирину.

Спала — можно сказать, не спала.

Едва дождавшись другого дня, Ирина побежала к Григорьеву и, заплакав у него на руках, попросила:

— Поедем, Паша? Ну хоть куда поедем! Тяжело мне тут стало…

Он поднял ее голову:

— Чего же ты так сразу, Ирина? Сразу мне не уехать…

2

Ирина не уехала ни через день, ни через неделю, ни через месяц. И все пошло тем чередом, которым и должно было пойти.

Как-то ее задержал в пустой учительской Зимайко:

— Что за молодой человек пребывает часто у дверей вашего класса, милая Ирина Федоровна?

Ирина смутилась от его улыбки, подумала: «Кто-то из учеников», — пожала плечами.

— Завидный молодой человек, — продолжал Мариан Яковлевич. — Очень даже завидный…

Она спохватилась.

— Брат это, — сказала. — Брат, наверное, Владимир.

— Чего же он, брат-то, в класс не зайдет? — Зимайко отошел к умывальнику, сполоснул руки. — Непременно в следующий раз полюбопытствую… Мог бы в класс-то зайти. Вас послушать, Ирина Федоровна, между прочим, дело приятное.

После этого разговора Ирина подходила к дверям на каждом уроке, выглядывала в коридор по нескольку раз, но никогда никого там не заставала.

К ноябрьским праздникам она оформляла кабинет литературы. Ей надо было написать плакаты и заголовки к монтажам, Ирина побежала к Григорьеву — когда-то он красиво писал.

Павел Васильевич встретил ее неласково:

— Некогда сейчас… У самого работы по горло. — Усадил Ирину, похватал со стола бумаги, пошел к дверям. — Посиди, Фефелов вызывает. Как освобожусь, поговорим…

Она подождала с полчаса, вышла в приемную. Секретарша принимала телефонограмму, показала Ирине глазами на стул. Ирина села. Из кабинета начальника шахты доносились голоса.

— Сейчас все зависит от того, как ты развернешься, Владимир Федорович, — говорил Григорьев. — Мы, несмотря ни на что, тебе доверяем — работай. Но если чувствуешь, что не справишься, — скажи.

— Что это он не справится? — другой голос, Фефелова. — Я ему тогда голову отверну, драчуну.

— Буду работать, — пробурчал Зыков. — Раз надо, значит, надо…

— Давай, Владимир Федорович… Энергии тебе не занимать, а в остальном поможем…

Зыков вышел из кабинета обычным шагом, увидел Ирину, нервно дернул уголками губ:

— Зачем сюда?

Ирина выдохнула, взглянув на секретаршу, покраснела, секретарша в любопытстве оторвалась от бумаг — чай, приметила, не первый раз Ирина приходит к Григорьеву.

— По делу зашла. — Ирина взяла Владимира за руку, повела из приемной. — Дело у меня есть, — закончила в коридоре, закрыв за собой дверь. — Поможешь заголовки написать? Наш художник заболел, а сама я не умею… Хотела Павла Васильевича попросить…

— Некогда Павлу Васильевичу, — пробурчал Зыков.

— Потому и обращаюсь к тебе…

В просторном классе с портретами русских писателей Владимир и Ирина работали допоздна.

— Я слышала, ты нередкий гость в школе? — спросила Ирина после продолжительного молчания. Она поддерживала стул, на котором стоял Владимир, — прибивал плакат.

— Нередкий.

— Любопытно…

— Ничего любопытного. Я в этой школе учился…

— Ну, тогда конечно… — Ирина чуть просияла глазами. — Только рассказывают, будто ты все около одних дверей торчишь, подслушиваешь.

— Торчу.

— Зачем же?

— Да так… Голоса всякие нравятся…

— И не стыдно, Вовка, — вдруг постыдила, меняясь с лица, — а увидит кто?

— Пусть видят. Мне без того нельзя.

— О-го-го…