После голосования Федора Кузьмича вовсе залихорадило любопытство. Домой не пошел, притулился в углу на подоконнике и наблюдал, какие люди куда с бюллетенями идут: иные в кабины, другие к урнам. Тут дело понятное, мозговать нечего, кто в кабины — значит, привередники, зло на Зыковых имеют, сомнения, а кто к урнам — безоговорочно за Илью. Федор Кузьмич изнемог от нервного напряжения: люди как одурели, все в кабины да в кабины. Даже старуха Опенкина и та укрылась, стучит батогом за портьерой, старая ведьма, чем ей Илюшка не угодил? А о Расстатурихе и говорить нечего: та определенно из дома карандаш принесла, чтобы всю бумагу вымарать против Ильи, ей с малолетства евоный пупок не нравился. Видишь, зашла в кабину, а Расстатурев стоит и ждет. Этот хоть и себе на уме, на против не голосует, он человек рабочий…
— Кого ожидаешь, сват? — подошел к Расстатуреву.
— Да вон у самой-то чулки спали, — Расстатурев кивнул на кабину. — Стали по лестнице подниматься: она ой да ой…
— А я уж бог весть что подумал…
— Много, сваток, в последнее время думать стал, — колко ответил Расстатурев. — Раньше простак простаком был, а сейчас откуда что взялось…
Федора Кузьмича от этих слов в пот бросило.
— Не тебе, сват, говорить… Тоже, смотрю, разговорчивый стал. На работе узнают — помрут со смеху: за двадцать лет лопату держать не научился, а туда же о языком лезешь.
И пошел к двери, за которой недавно скрылась Ирина, — узнать, все ли на избирательном участке происходит нормально.
На всякий случай вошел осторожно — не дома. Постоял, удивился, что никого нет. «Куда и улизнула бабенка? — рассердился. — Сейчас заходила, своими глазами видел». И тут заметил в зеркале: целует ее Володька за шифоньером, в угол прижал и целует.
Ярость немедленно одолела Федора Кузьмича. Да как это можно, разъязви их… Смотри, что делают, окаянные. Иринка-то, Иринка, она ему в матери годится! Что позволяет, бессовестная она, блудница!
Ни слова не говоря, Зыков прошел за шифоньер и снятыми перчатками давай махать: то Володьке по лицу угодит, то Ирине, то Володьке, то Ирине… Пока те из комнаты не убежали.
Сел после на стул и облизал пересохшие губы.
Следующая неделя прошла в работе.
Федор Кузьмич был хмур и ворчлив. Придя на шахту, доброго разговора не начинал, а все ему будто не по сердцу, не так: и в нарядной сорно, и шапки-малахая люди с голов не снимают, и курят где попало, а что до сквернословия, то хоть затыкай уши: так и норовят громыхнуть один другого удалее. Потому выговаривал младшему сынку недовольно:
— Ты за порядком давай смотри… А то ведь что получается? Только и ума что девок целовать…
Владимир добродушно смеялся, едва краснея большим лицом.
Об увиденном на избирательном участке Федор Кузьмич молчал, язык не поворачивался говорить. «Как это может получиться, разъязви их, детушек, — соображал он. — Привязались друг к другу, будто твари какие… Это только тварям наплевать — родственники они или не родственники… А тут что же, матушки мои?.. Пусть и не одна кровь, а все равно — душа-то одна: моя душа, я Иринку ростил… Как об этом людям сказать, что не брат они с сестрой, а так… Стыдобушка. Дарья Ивановна опять по-своему дело разберет, головой захворает: не пара Вовка с Иринкой… А Андрюшке и вовсе с его языком не говори: немедленно растреплет по всему Отводу, что не просто целуются или еще что, а о детях поведет разговор, о приплоде… Нельзя о том никакого слуха рождать, — подумал Федор Кузьмич, — о Володькиной новой любви… Побалуются да утихнут: ему не впервой…»
Уже больше полмесяца, как перешел Зыков-старший на новый участок к сыну. Владимир сам пригласил отца — не хватало опытных взрывников. Федор Кузьмич отнесся к переходу ответственно, будто подкрепления ценнее его, Федора Кузьмича, никогда не было и не могло быть. Во всем держал свою марку, до выборов во все вникал, ко всему имел свое веское слово: все-таки как-никак, а дело поручено Владимиру ответственное вся шахта от его правильного исполнения зависит.
— Ты каких попало людей не бери, — навязчиво обучал сына Федор Кузьмич, будто Владимир без него не знал, какие кадры ему нужны. — Ты подбирай смекалистых, дельных, чтобы поручил что, все исполнили, а не абы как… — И характеризовал людей: — Григория Захарова правильно взял… Я его давно знаю, с пацанов. Рабочий человек — без дела в шахте не посидит… Самый рабочий класс, как я понимаю… Опять же, оденется — любо посмотреть: при галстуке и вообще. — Взглянув на сына, Федор Кузьмич продолжал: — Одним словом, актив вокруг себя создавай из правильных, хороших работников… Чтобы цели твои знали и все, что положено…