Берия. Арестовать в Кремле

Особой жестокостью отличался ограниченный интеллектуально, не получивший даже среднего образования (хотя работники с высшим образованием истязали на допросах подследственных с не меньшим усердием, а, наоборот, более изощренно и иезуитски), не прочитавший ни одной книги, кроме «Краткого курса ВКП(б)», открыто заявлявший о вреде культуры («она расслабляет организм, а в нашем деле это плохо»), выросший в должности до начальника следственной части по особо важным делам МГБ СССР, до звания полковника, изуверски пытавший академиков, министров, секретарей ЦК и обкомов, низкого роста (чтобы казаться выше, заказывал сапоги на высоком каблуке), подтянутый, красивый мужчина, любивший заглянуть в зеркало, Михаил Рюмин, по прозвищу работников аппарата — «Минька». Встретишь такого на улице и залюбуешься. Всем мужчина хорош: и статью, и лицом — румянец на пухлых щеках, и походкой, и аккуратностью; хромовые сапоги постоянно начищены до блеска, подворотничок коверкотовой гимнастерки всегда ослепительной белизны, во время допросов любил сосать леденцы. Подследственные женщины, впервые попавшие на допрос, радовались: «Красавец-мужчина. Этот не станет ни приставать, ни руки выкручивать».

Но все это представление о порядочности и красоте лопалось с первых слов:

— Будешь, сука, говорить все или, б… тифозная, будешь отнекиваться? «Не видела», «Не слышала», «Не знала…» Видела, какие у нас в коридорах мужики? Жеребцы! Не будешь подписывать, что мы напишем, — сразу трех вот таких с медвежьими харями и жеребячьими х… на тебя. Поняла? Разделают так, что матку наизнанку вывернут!

Рюмин добивался показаний даже от тех, кто выстоял все адовы темницы Лубянки или Лефортова, не соглашаясь с предъявленными МГБ обвинениями. Обладая огромной физической силой, он с бычьим упорством истязал жертву до тех пор, пока сам не падал на стул в изнеможении; случалось, вызывал врача для перевязки потрескавшихся от ударов рук… Ограниченный и грубый, высокого о себе мнения, Рюмин быстро приглянулся таким же, как и он, из кожи лез вон, чтобы быть на глазах у начальства. В кабинеты Берия и Абакумова входил по-кошачьи, бесшумно.

Устав от избиений при допросах очередной жертвы, Рюмин поднимался в свой кабинет, садился за стол, выпивал стакан водки, брал в руки карандаш и, склонив голову набок, старательно выводил буквы докладной многостраничной записки на имя товарища Сталина. Его давно подмывало написать вождю всю, как он любил повторять, «историческую правду» о своем непосредственном начальнике — министре госбезопасности Абакумове.

Рюмин рассчитывал «свалить» Абакумова и, заняв министерское место, очистить МГБ от людей Абакумова, поставить на ключевые посты ведомства своих приближенных.

Судьба Кузнецова, Капустина, Попкова, Родионова, Вознесенского была решена задолго до суда. 18 января 1950 года Абакумов по телефону доложил Сталину о готовности сообщить ему подробности дальнейшего разбирательства «ленинградского дела». Сталин принял министра МГБ около полуночи, продержав Абакумова в приемной свыше часа. К удивлению палача, в кабинете генералиссимуса, кроме него, никого не было.

— Разрешите доложить, товарищ Сталин, по делу Вознесенского — Кузнецова?

— Докладывайте, — глухо ответил Сталин, стоя у торца огромного стола. — Только нэ торопитесь.

— Вот список на сорок четыре арестованных и сознавшихся во вредительской деятельности. Предлагаю, товарищ Сталин, группу в 9–10 обвиняемых судить в закрытом судебном выездном заседании Военной коллегии Верховного суда СССР в Ленинграде без участия сторон, а остальных в общем порядке.

— Что значит «бэз участия старон»? Так ви, таварищ Абакумов, сказали?

— Так точно, товарищ Сталин! — поспешил согласиться Абакумов. — Без участия сторон — это значит без обвинения и защиты.

— А пачему так? Ви, наверное, нэ уверены в том, что обвиняемые согласятся с предъявленными им обвинениями.

Абакумов при всей его громадности размеров, жестокости взгляда, могучей силе каждый раз при посещении кабинета Сталина испытывал страх и даже робость, напрочь отсутствующую у него в обычной обстановке. Он очень боялся Сталина, его жестокого, пронизывающего взгляда, властного движения левой руки, насупленных густых бровей, особенно в те мгновения, когда вождь подходил на расстояние полуметра и останавливался совсем рядом. Его, широкоплечего, с мощным торсом мужчину, охватывал внутренний трепет, с которым он едва справлялся и побеждал лишь тогда, когда возвращался в свой кабинет, открывал сейф, вынимал из него бутылку коньяка КВ, наливал полный стакан и выпивал на одном дыхании; усевшись в кожаное кресло, остервенело грыз яблоко и с жадностью откусывал от «палки» копченой колбасы большие шматы.

Теперь, стоя перед низкорослым Сталиным и возвышаясь над ним, Абакумов старался не то чтобы присесть на полусогнутых ногах, а сжаться, вобрать голову в плечи, меньше стать ростом. Сталин, похоже, заметил неуклюжие движения министра и вяло махнул левой рукой:

— Ви садитесь, таварищ Абакумов, садитесь. Так ви уверены в результатах следствия?