Берия. Арестовать в Кремле

— Ну, х… свинячий! Пожалеешь, сука! — следователь взял большой гвоздь, накрутил на него пряди волос Федора, вырвал их из головы, поднес клок к глазам арестованного. — Все, сука, повыдергиваю. Подписывай, иначе здесь же и сдохнешь не позже ночи. У нас все признавались. Живым ты от нас не уйдешь. Признавайся, сволочь!

В конце дня в камеру зашел Г-н. Он долго смотрел на корчившегося Федора. Уходя, сказал:

— Если не будешь признаваться, то оставим тебе один глаз и одну руку.

Федор терял сознание, давно не отдавая себе отчета о времени, думая, что, наверное, уже неделю его «раскалывают». Но реально шли вторые сутки…

Очнулся от острой боли, заметил, что без брюк. Следователь с размаху ударял по ягодице шилом, лежавшим до этого на столе для прокалывания служебных бумаг. Боль была резкой, пронизывающей, но не долгой. При каждом ударе он вздрагивал, хрипел, вскрикивал.

— Подпиши! Не подпишешь — ночью в лесу застрелим, как собаку!

Федор, испытывая мучительные боли, терпеливо молчал…

И это спасло его от суда «тройки»…

Аресты уже давно проводились и в глубинке, вдали от городов, в деревнях, стоявших от большаков в десятках километров — врагов искали даже в избушках лесничих, в покосившихся от времени домах-развалюхах колхозников. Арестовывали скотников, конюхов, ездовых, сторожей, увозили в райцентры, где после избиений и издевательств крестьяне сознавались в совершении «террористических актов по сокращению поголовья скота», хотя скот пал зимой от бескормицы, в «срыве» госпоставок зерна государству. Колхозник, отец четырех детей, конюх, передовик социалистического соревнования, неоднократно награжденный грамотами за ударную работу, Вацлав Адамович после жестоких избиений в течение трех суток «показал на допросе и подписал протокол» о том, что он является активным участником контрреволюционной национал-фашистской организации, занимался вербовкой новых членов, участвовал в подготовке государственного переворота…

«Я был завербован год назад, — сообщалось в протоколе допроса. — Мне были даны следующие задания:

— собирать шпионские сведения, имеющие военное значение, а именно: расположение, вооружение, численность воинских частей, военных объектов и погранотрядов, численность отдельно командиров, политруков, красноармейцев;

— на случай войны с Польшей мне были даны задания взрывать мосты, военные объекты, нарушать связь, поджигать колхозные постройки;

— вербовать в контрреволюционную национал-фашистскую организацию новых ее членов».

При обыске и аресте этого конюха, «матерого шпиона» с двухклассным образованием, в доме ничего не было обнаружено: ни секретных кодов, ни запаса взрывчатки для подрыва мостов и военных объектов, ни даже охотничьего ружья. Самая ближайшая воинская часть — рота ВНОС (воздушного наблюдения, оповещения и связи) находилась в семидесяти километрах бездорожья…

«Тройка» определила ему расстрел. Расстреливали несчастных ночью, недалеко от Минска, в лесном урочище, в выкопанных осужденными огромных рвах, выстрелами в затылок из наганов. Там же расстреляли колхозного конюха, одетого в потертый кожушок, на ногах — сплетенные соседом лапти…

Один из арестованных, сторож колхоза, после многодневных пыток подписал протокол допроса с «приложением» списка на двести сорок «врагов народа», шпионов и диверсантов района, большинство которых он не только не знал, но и никогда не видел. Почти все они без суда и следствия были «осуждены» по первой категории. Уничтожались, как правило, мужчины в возрасте 25–40 лет. Многие деревни лишались наиболее крепкой рабочей силы, от чего падали урожаи, надои молока, поголовье скота. А это давало возможность НКВД обвинять руководителей колхозов и совхозов, простых крестьян в саботаже и вредительстве. Появлялись новые списки с резолюциями: «Осуждены по первой категории».

Случилось так, что при расследовании дела обвиненного в нарушении соцзаконности начальника отдела НКВД Белоруссии Г-на стало известно, что часть осужденных по первой категории не были расстреляны, не успели. Их дела были направлены на срочное доследование, после чего больше половины приговоренных к расстрелу были освобождены из-под ареста.

При расследовании дела ответработника НКВД Г-на выяснилось, что его заместитель В. Серышев избивал арестованных особенно жестоко. Один из пострадавших, сапожник по профессии, рассказал: «Серышев бил меня кулаками под ложечку. Я упал и начал кричать. Серышев встал ногой мне на горло, а затем сунул в рот носок ботинка… Бил о стену, кричал: “Будешь молчать — убьем и отвечать не будем”».

Что же происходило с людьми? Сам Серышев из бедной семьи, испытал голод, невзгоды, несправедливость, рос без матери и, казалось, должен был быть милосердным, снисходительным к человеческой слабости. Но нет же! Он стал жестоким, бессердечным, не внимавшим к просьбам и мольбе ни в чем не виновных людей, зная, что арестованные никогда не были ни шпионами соседних государств, ни диверсантами разведцентров капиталистических стран… Откуда бралась эта звериная жестокость?..