Однако Алиханов знал – обратись к другому, «замотают» надолго. Да так оно и было, потому что академик пояснял:
«Эта книга (Ахиезера и Померанчука. –
Вот почему Алиханов написал прямо Берии, зная, что тот решит все оперативно. Причем Лаврентий Павлович не стал ведь вникать в суть дела – в ней он не разбирался. Но решил компетентно – как управленец! Не возмутился «мелочностью» темы письма, а переадресовал его через Махнева Завенягину и в Научно-технический совет. Понимая, что коль уж «вопрос» попал в поле зрения Берии, то больше «без всякого движения» лежать не будет – сами не решат, так генерал Махнев кому надо напомнит.
И здесь, пожалуй, надо сказать хотя бы несколько слов о самом Василии Алексеевиче Махневе – человеке скромном, но, по мнению людей сведущих, уникальном. Вятич, 1904 года рождения (умер в 1966 году), после окончания в 1926 году Института народного хозяйства и работы в Вятке и Горьком в системе рабоче-крестьянской инспекции, в 1940 году он стал заместителем Комитета советского контроля при СНК СССР. В 1941–1945 годах был заместителем наркома боеприпасов, будучи с 1942 года одновременно заместителем члена ГКО Берии.
С 1945 года Махнев – член Спецкомитета и начальник его секретариата. В 1949 году после испытания первой атомной бомбы он стал Героем Социалистического Труда, в 1951 году – лауреатом Сталинской премии I степени, а в 1953 году – II степени.
Как я понимаю, он был для Берии чем-то вроде Поскребышева для Сталина. Возможно, его можно назвать и «серым атомным кардиналом» Берии, не забыв при этом, что, хотя «серое преподобие» Жозеф дю Трамбле и был крайне умен, великим был его шеф – сам кардинал Ришелье.
Французы говорят: «Каков хозяин – таков слуга». И Василий Махнев был достойным слугой – не Берии, а России, Советского Союза.
ЧИТАТЕЛЬ уже знаком с Андраником Петросьянцем. Берия хорошо знал его еще по Наркомату танковой промышленности, а потом – по совместной работе в Государственном Комитете Обороны и в конце 1946 года добился его перевода в атомную отрасль. В ПГУ Петросьянц обеспечил сооружение и ввод заводов № 813 и № 418 по диффузному и электромагнитному разделению и обогащению урана-235, а почти через десять лет после смерти Берии, в 1962 году, стал председателем Государственного комитета СССР по использованию атомной энергии. Ранее я приводил его оценку роли и заслуг Берии во время войны. А вот как он же сказал об «атомном» Берии:
«Берия… сумел полностью оправдать доверие Сталина, использовав весь научный потенциал ученых ядерной науки и техники… Он придал всем работам по ядерной проблеме необходимые размах, широту действий и динамизм. Он обладал огромной энергией и работоспособностью, был организатором, умеющим доводить всякое начатое им дело до конца. Часто выезжал на объекты, знакомился с ходом и результатами работ, всегда оказывал необходимую помощь и в то же время резко и строго расправлялся с нерадивыми исполнителями, невзирая на их чины и положение. В процессе создания первой советской ядерной бомбы его роль была в полном смысле слова неизмеримой. Его усилия и возможности в использовании всех видов и направлений отраслей промышленности страны в интересах создания ядерной индустрии, научно-технического потенциала страны <…> обеспечили ему полную свободу действий и победу советскому народу в этой научно-технической эпопее…»
Увы, уважаемый читатель, я и в этой характеристике Берии Петросьянцем кое-что выпустил. Вместо многоточия в жирных угловых скобках текст Петросьянца таков: «… и громадных масс заключенных, страх перед ним…»
Насчет «страха» – это, увы, малодушный экивок академика Петросьянца в сторону разгулявшейся к 1995 году «демократии». И если перед мысленным взором читателя по прочтении слов «расправлялся с нерадивыми исполнителями…» встает густая «лагерная пыль», то я могу уверить его, что глаза ему закрывать не стоит – эта пыль глаза не выест по причине отсутствия ее наличия. Я позднее приведу примеры, подтверждающие только что сказанное, но, затронув эту тему, сразу скажу следующее…
Объективное изучение рассекреченных документов и
Вот как, например, происходило назначение Бориса Глебовича Музрукова директором комбината № 817.