Т.В.
– Сейчас никто не стремится к тому, чтобы жить для общества.ГОРДОВ.
– Общества-то нет.Т.В.
– Если даже есть – кучка, но для нее не интересно жить.ГОРДОВ.
– А умереть тоже жалко.Т.В.
– Хочется увидеть жизнь. До чего все-таки дойдут.ГОРДОВ.
– Эту мразь?»Мадам Гордова своей разочарованностью в жизни в обстановке московской (кроме куйбышевской) генеральской квартиры очень напомнила мне классическую провинциальную дуру с претензиями на высокие запросы, которые «не хочут» понять всякие Сталины и Берии…
Генерал Гордов, взявшийся судить о проблемах выше генеральского сапога, симпатичен мне не более. За всеми этими разговорами «дайте жить» стояло просто неудовлетворенное в своем самомнении мурло мещанина… Но у этого мещанина были генеральские погоны, как и у еще одного «радетеля за народ», генерала Рыбальченко, беседовавшего с Гордовым у того на квартире проездом из Сочи в Куйбышев.
И вот о чем был разговор:
«РЫБАЛЬЧЕНКО.
– Нет самого необходимого. Буквально нищими стали. Живет только правительство, а широкие массы нищенствуют. Я вот удивляюсь, неужели Сталин не видит, как люди живут?ГОРДОВ.
– Он все видит, все знает.РЫБАЛЬЧЕНКО.
– Или он так запутался, что не знает, как выпутаться? Выполнен 1-й год пятилетки – ну что пыль в глаза пускать?..ГОРДОВ.
– Едят кошек, собак, крыс.РЫБАЛЬЧЕНКО.
– Раньше нам все-таки помогали из-за границы.ГОРДОВ.
– Дожили, теперь ничего не дают. И ничего у нас нет.РЫБАЛЬЧЕНКО.
– И никаких перспектив, полная изоляция».Эти разговоры были зафиксированы. Вначале арестовали Рыбальченко, потом – и Гордова (в 1950 году их расстреляли, но в 1956 году – что показательно – реабилитировали). Однако фиксировалось-то далеко не все! И кукиши в кармане той власти, которая ее и породила, часть советской элиты показывала все чаще – даже после того, как страна двинулась к достатку. А причиной были не некие «платформы», которыми пытался прикрыть свое брюзжание Гордов. Какие там «платформы»! Все сводилось к тому, что они хотели жить и жрать
Бывший крестьянский парнишка барски отказывал нам в праве на общество, а его «мадам», оправдывая собственную никчемность, заявляла, что никто-де и не стремится жить для него. Собственно, повторялась – с поправкой на эпоху – ситуация, возникшая после революции и Гражданской войны, когда кто-то из бойцов засучивал рукава для мирной работы, а кто-то… «За все бои, за все невзгоды…»
Ну, далее читателю, надеюсь, понятно… Тем более что раньше я на эту тему в книге уже высказывался.
А ЗА ПРЕДЕЛАМИ формирующегося круга новой советской элиты, вознесенной войной на житейские (жизненные написать не могу) высоты, жила огромная страна. Жила непросто, но – с надеждой и в трудах. Восстанавливались заводы, отстраивались города, делались новые открытия, выводились новые сорта озимых и яровых, разрабатывались отечественные электронные микроскопы и шагающие экскаваторы, стартовали к целям ракеты ПВО…
Сержант Лаврентьев обдумывал на Сахалине (на Сахалине!) пионерские физические идеи, на сержантские рубли выписывал научные журналы… А впереди у него была встреча с маршалом Берией.
И я думаю – а что, если бы со своими идеями сержант обратился не к маршалу Берии, а к генералу Гордову? Да бравый этот «сторонник рынка» его в пыль бы стер! Не в лагере, а на плацу… Одним бы матом вбил сержанта в землю.
Маршало-генералитет, уверенный, что превзошел все, – это была одна угроза развивающемуся социализму. Второй, так и не изжитой, угрозой была партократия. Если генералы были уверены в том, что генерал дураком быть не может, то партбюрократы были уверены, что дураком не может быть секретарь
Василий Осипович Ключевский классифицировал интеллигенцию так:
«1) Люди с лоскутным миросозерцанием, сшитым из обрезков газетных и журнальных. 2) Сектанты с затверженными заповедями, но без образа мыслей и даже без способности к мышлению. 3) Щепки, плывущие по течению, с одними словами и аппетитами».
Ключевский прослеживал проблему со времен еще допетровских и заключал удивительно злободневными поныне словами:
«…гордый русский интеллигент очутился в неловком положении: то, что знал он, оказалось ненужным, а то, что было нужно, того он не знал. Он знал возвышенную легенду о нравственном падении мира и о преображении Москвы в Третий Рим, а нужны были знания артиллерийские, фортификационные, горнозаводские, медицинские, чтобы спасти Третий Рим от павшего мира…. Образованный русский человек знал русскую действительность как она есть, но не догадывался, что ей нужно и что ему делать…»