Знаток экономики Сабуров был переведен из председателей Госплана в министры образованного из нескольких министерств супер-Министерства машиностроения, а его место занял Григорий Косяченко, ничем ни до, ни после себя особо не зарекомендовавший. Известный нам уполномоченный ЦК по Госплану Андреев в 1950 году в официальной докладной в ЦК писал о Косяченко так:
Что же касается партийного руководства, то Бюро Президиума ЦК упразднялось, но… упразднялся фактически и сам Президиум. Он, как я уже говорил, «усох» до размеров ликвидированного Бюро ЦК и даже меньших! Теперь Президиум составляли его члены Маленков, Берия, Молотов, Ворошилов, Хрущев, Булганин, Каганович, Микоян, Сабуров, Первухин, и кандидаты в члены Шверник, Пономаренко, Мельников, Багиров.
Секретариат ЦК тоже резко «усох» и посерел: 1) Игнатьев (бывший МГБ, «мавр», уже 28 апреля 1953 года из состава ЦК выведенный); 2) «теоретик» Поспелов и 3) Шаталин (этот нам еще попадется).
О Хрущеве в совместном постановлении было сказано следующее:
То есть и Хрущев становился секретарем ЦК. Пока — «просто» секретарем. Как же сложился данный «расклад»?
Для оценки ситуации я воспользуюсь, пожалуй, цитатой из очерка Константина Симонова, помещенного в политиздатовском «антибериевском» сборнике 1991 года. При всей пасквильности этого очерка кое-что у Симонова, в то время члена ЦК КПСС, почерпнуть можно:
«Почему же Берия был заинтересован, чтобы Маленков стал наследником Сталина именно на посту Председателя Совета министров, а пост Сталина в Секретариате ЦК занял бы человек, с точки зрения Берии, второстепенного масштаба — Хрущев, в личности и характере которого Берия так и не разобрался до самого дня своего падения? А очень просто. Идея Берии сводилась к тому, чтобы главную роль в руководстве страной играл Председатель Совета министров и его заместители…»
Здесь ценны два свидетельства: 1) Берия действительно мыслил в духе идей Сталина об изменяющейся роли партии; 2) человеком с двойной душой был не Берия, а Хрущев…
И еще одного не понял Симонов; он, желая Берию очернить, привел здесь аргумент в его пользу! Ведь побудительными причинами активности Лаврентия Павловича Симонов назвал не шкурные, а государственные соображения!
Симонов, однако, верно определил, что «нерв» ситуации задали не линии «Маленков—Хрущев» или «Маленков—Берия», а линия «Хрущев—Берия». Вокруг отношений двух последних фигур наворочено так много лжи (отправные тезисы которой были заданы самим Хрущевым прямо на пленуме ЦК после ареста Берии), что подробно разъяснять ее у меня сейчас возможности нет. Однако кое-что — для иллюстрации — сообщить читателю надо. Скажем, общим местом считается, что именно Берия стал инициатором пересмотра «дела Михоэлса» или «дела врачей». В сборнике фонда «Демократия» «Лаврентий Берия. 1953» документы поданы так, что Берия действительно выглядит как освободитель врачей от несправедливых обвинений. 1 (первым) апреля 1953 года датирована им подписанная (но вряд ли им написанная) записка в Президиум ЦК «о реабилитации лиц, привлеченных по так называемому делу о врачах-вредителях». Но вот что пишет в своей книге «Москва. Кремль. Охрана» генерал Докучаев, человек осведомленный:
«После смерти Сталина, освободив из-под следствия врачей и объявив амнистию в основном уголовникам, Хрущев (выделено везде мною. —
Докучаев отнюдь не сторонник Берии. Более того, он не брезгует очевидной ложью по его адресу, утверждая, например, что «в конце сороковых годов волна бериевщины вылилась в так называемое «Ленинградское дело»…», что «Берия
ненавидел Сталина, желал быстрее избавиться от него…» и т. д. Но тем ценнее сведения этого высокого чина брежневско-горбачевского КГБ!
А вот сам Хрущев на «антибериевском» пленуме: