Подобных строек в стране в то время велось огромное количество. 28 августа 1940 года приказом Берии создается Управление особого строительства НКВД СССР, призванного выполнить, и, разумеется, «в кратчайший срок», строительство авиационных заводов. В преамбуле этого документа четко говорится, что Центральный комитет ВКП(б) и Правительство Союза ССР поручили Наркомвнуделу СССР «выполнить в…» и так далее, то есть Берия несет личную ответственность за исполнение постановления Комитета обороны при СНК СССР от 6 августа № 343/сс и 344/сс, а объем работ был таковым, что предполагал формирование сразу четырех строительных районов, ведь одновременно строились самолетные заводы № 122 и № 295; моторный завод № 377 и в дополнение огромная инфраструктура – аэродромы, дороги, жилищные комплексы.
К тому же все это требовало переброски ежемесячно тысяч заключенных со всеми вытекающими отсюда сложностями, а сроки правительство ставило минимальные, и за невыполнение правительственного задания ответственный исполнитель даже не смог бы стать заключенным и понес бы самое суровое наказание, равно как и члены его семьи. Поэтому Берия в документах, подобных этому, назначает, соответственно, людей, подотчетных ему, которые в свою очередь требуют с должностных лиц, подотчетных за выполнение задания руководства перед ним, в данном случае – Лепилова, Карасева, Чистова и других, чтобы те страхи, которые побуждали к действию Берию, подгоняли и их. Приписка в документе, указывающая на необходимость отчетности о состоянии дел лично наркому еженедельно, характерна для всех подобного рода документов.
Голованов в своей работе «Королев: Факты и мифы» задается вопросом: почему Берия, возродивший «шараги», обязавший выдавать какао и стелить простыни людям, которые конструировали бы самолеты, торпеды и прочее просто за то, чтобы сменить «тачку на кульман», в то же время позволял себе грубо разговаривать с учеными, да и вообще всеми своими действиями лишь улучшал качество работы системы, а не пытался до определенного момента как-либо исправить ее очевидную порочность? Но о чем тут рассуждать и говорить, когда на предложение НКВД о целесообразности увеличения практики досрочного освобождения заключенных Сталин на заседании Президиума Верховного Совета СССР ответил речью, которая дает ответ на указанный выше вопрос: «Правильно ли вы (НКВД) предложили освободить этих заключенных? Они уходят с работы. Нельзя ли придумать какую-нибудь другую форму оценки их работы? Мы плохо делаем, мы нарушаем работу лагерей. Освобождение этим людям, конечно, нужно, но с точки зрения государственного хозяйства это плохо.
…Будут освобождаться лучшие, а оставаться худшие. Нельзя ли дело повернуть по-другому, чтобы люди эти оставались на работе – награды давать, ордена, может быть? А то мы их освободим, а они… пойдут по старой дорожке. В лагере атмосфера другая, там трудно испортиться».
Вот и ответ на вопрос. Вождь дал оценку, а значит, иного направления, иного руководства к действию больше не будет, и выполнить свою задачу должен был каждый служащий всей огромной системы Советского государства, жившего по своим установленным правилам, юридически узаконивавшим и массовые аресты, и суды без следствия, и приговоры без суда, и многое другое. Он предлагал заключенным ордена давать, но не выпускать на свободу. А кто-то задается риторическими вопросами – но почему?
Но задача сохранения жизней и освобождения из-под стражи профессиональных военных, тысячи которых находились в то время в лагерях, тюрьмах, на этапах по сфабрикованным делам или в качестве осужденных за незначительные нарушения устава, ставилась. Такая работа велась очень интенсивно, особенно после начала Великой Отечественной войны.
Видимо, между Берией и высшим руководством Красной армии существовало тесное взаимодействие по вопросу о том, кого из репрессированных необходимо освобождать как можно быстрее. Документальные свидетельства таких контактов до сих пор неизвестны, но по-иному ситуация складываться не могла.
Версию о взаимодействии Берии с армейским руководством высказал в своих воспоминаниях С. Л. Берия, утверждая, что «Тимошенко и Жуков часами сидели в кабинете моего отца и составляли списки, кого из офицеров и генералов освободить». Данный тезис как трудно опровергнуть ввиду его логичности, так и подтвердить из-за отсутствия, как мы уже говорили, документальных свидетельств.