Берк. Оборотни сторожевых крепостей

Оборотень развернулся, сделал несколько шагов и вплотную приблизился к связанному гоблину, трепыхавшемуся на полу. Сунул кинжал ему в морду, едва не проткнув его нос. Медленно и четко спросил:

— Где. Ты. Взял. ЭТО?

От тихого рокотавшего голоса оборотня у рядом стоящих по спинам пробежал холодок. Глаза Гелиодора недобро сияли золотом. Они проникали, казалось, в самую душу гоблина.

Вокруг воцарилась гробовая тишина.

— У девчонки. — На разбитых губах гоблина заиграла улыбка. Он узнал Гелиодора. Нос уловил знакомый запах. Ты посмотри, как повернулась судьба! Вот так встреча! — Маленькая белокурая дрянь с глазами синими, как вода. — Улыбка горного растянулась шире.

Гелиодор смотрел на довольную рожу гоблина, и по нему прошла волна ужаса. Впервые в жизни оборотня парализовал страх. Неужели мерзавец не врет? Он встретил Бёрк? Где? На хуторе? Орда вонючих гоблинов добрались до гномьего хутора? Но как? Он ведь находится совсем в другой стороне? И что сделали с беззащитной орчанкой эти пещерные выродки?

Оборотень смотрел и не мог заставить себя задать ни одного вопроса из роящихся сейчас в голове. Или просто боялся услышать ответы?

А остроухий это понимал. Наслаждался его болью и пил ее как воду из живительного источника.

В зале воцарилась тишина. Никто не понимал, что происходит.

— Я убил ее, — продолжил гоблин после паузы. Лицо оборотня исказила вспышка боли. — Разрезал ее горло от уха до уха. — Глаза горного радостно засияли. Он упивался моментом. Да, двуликий, страдай. Месть свершилась.

Из горла Гелиодора вырвалось рычание. Лицо оборотня уже менялось, превращаясь в волчью морду. Зрачки так расширились, что глаза из желтых стали почти черными. Быстро, не задавая других вопросов и не говоря больше ни слова, Гелиодор схватил горного за голову и приподнял. Пальцы оборотня уже вытянулись, увеличились, на половину став звериными. Гелиодор сжал ладонь от чего острые ногти впились в морду врага. Тот заверещал дурным голосом, но продолжал улыбаться даже через боль. А оборотень все давил и давил. Медленно. Крик усилился, а через миг голова гоблина лопнула, как спелый арбуз. Между пальцами оборотня потекли кровь и куски мозга.

Вокруг заговорили. Гелиодора трясли, что-то спрашивали — он не слышал, не соображал. Его голову словно сунули в огромный колокол и ударили по нему. Гелиодор был совершенно оглушён новостью о смерти Бёрк. Смог только машинально сунуть кинжал под латы и перекинулся в волка.

Гелиодор несся по залам и коридорам древнего замка, сбивая с ног, попавшихся ему на пути. До хутора гномов пришлось бы добираться около недели, но сходящий с ума от горя оборотень добрался в два раза быстрее. Он останавливался только попить воды и снова бежал, не замечал времени, не чувствуя усталости.

Цели он достиг, когда уже опускались сумерки. Припадая от усталости на дрожащие лапы, зверь застыл на краю пепелища, оставшегося на месте хутора. Какие-то дома сгорели не до конца и торчали огрызками прошлой жизни. Оттепель размазала по снегу черную грязь.

Волк стоял, не решаясь сделать шаг на испоганенную землю. Всю дорогу его не покидала надежда, что горный солгал, и хутор стоит на месте. Нетронутый. Теплый и чистый — такой, каким оборотень его покинул. А клинок, брошенный гоблином… просто похож, подделка. Он никогда не принадлежал ему. Подделка. Но при мысли остановится, перекинутся и рассмотреть оружие повнимательней… Нет. Надежда жила, питала всю дорогу сюда.

А сейчас она умирала. С каждым шагом, сделанным Гелиодором по мертвому хутору.

Ступая по выжженой земле уже ногами человека, Гел шел по тому, что еще несколько дней назад было шумным постоялым двором. Здесь кипела жизнь. Вот знакомая дорожка, заросли… А вот и место ее дома. Но его больше нет. Только куча грязного пепла осталась.

Колени размякли и подогнулись, Гелиодор оседл на землю. Зачерпнул грязь, сдавил ее до хруста и разжал пальцы. Промёрзшие угли рассыпались, испачкав кожу. Он взял ещё. С остервенением бросил. Принялся разгребать обеими руками, словно пытался найти что-то утраченное.

Среди углей, мелькнул лоскут. Гел отряхнул руки и поднял его. Кусочек тряпицы был обожжена по краям и пропитан засохшей кровью. Это нестрашно — тут ведь все пропитано кровью, мало ли чья она. Но… на клочке были видны вышитые листья. Зеленые листья дуба. Такие знакомые…

Гелиодор приложил к лицу ткань и втянул запах. Сквозь гарь пробивался ЕЁ аромат. Сомнений нет — это была рубашка, в которой спала Бёрк.

Гелиодор закричал. Страшно, как кричат от невыносимой и невыразимой боли, срывая голосовые связки. Потом крик перешел в волчий вой. Зверь катался по грязи, в которую превратилось под дождем пепелище, рвал землю лапами и выл, выл, выл… Сильный зверь плакал, подняв морду к небу.