Они собрали все магазины от автоматов, прихватили один лишний «шмайссер» — для Абдуллы, нагрузились гранатами с длинными деревянными ручками.
— Однако! — уважительно произнес Гусельников, оглядывая себя и товарища. — Что и говорить, сила!
Керим вознамерился было подорвать или поджечь мотоциклы, но Гусельников решил не задерживаться — и так шуму много, чтобы рассчитывать, что его никто не услышал и никто из немцев не появится здесь. Надо было спешно уходить, и они пошли.
— Где-то здесь поблизости озерцо должно быть, на карте оно обозначено, да и поблескивало, когда летели, — сказал Гусельников, — будем на него держать, как-никак ориентир.
В лесу было душно. Керим прихрамывал, обливаясь потом. Лило в три ручья и с Гусельникова. Натолкнувшись на родничок, они, не сговариваясь, сбросили комбинезоны, с наслаждением вымылись, не заботясь, что в таком виде их любой, самый никудышный фриц прищучить может.
После этого стало легче. Керим на ходу рассказал о своей встрече с немцами.
— Не слышно было выстрелов, — усомнился Гусельников и покосился на Керима. — Как сумел удрать?
— Не было выстрелов, — пробормотал Керим, снова ощущая, как в желудке поднимается волна тошноты. — Я их… ножом…
— Обоих?
— Да…
Помолчали.
Меж стволами деревьев блеснула прозелень озерной воды.
— Вот оно! Дошли!
— Точно, озеро… А дальше куда? Может, обойдем его: ты с одной стороны, я — с другой.
— Нет, парень, расходиться нам нельзя, в одиночку только богу, говорят, сподручно, да и то как сказать. Вместе пойдем.
Шли долго и осторожно, ожидая оклика или выстрела — территория все-таки была вражеская, — но кругом царило спокойствие, отдаленная стрельба, редкое аханье пушек, скрип «ванюш» — немецких шестиствольных минометов — все это находилось за какой-то гранью и не воспринималось всерьез.
Остановились передохнуть.
— Пожевать бы что-нибудь, — мечтательно сказал Гусельников.
Керим промолчал — ему есть нисколько не хотелось, жажда мучила, а фляги с водой они не догадались у немцев прихватить.
В кустах зашуршало. Керим мгновенно вскинул автомат на изготовку. Гусельников замешкался на полсекунды.
Из кустов подали голос:
— Это я, ребята… не стреляйте!
Голос был сабировский, но они продолжали стоять Напряженно, пока из кустарника не вылез штурман.
Поздоровались, похлопали друг друга по спинам, радуясь, что весь экипаж снова в сборе.
У Керима невольно вырвалось:
— Самолетик бы наш сюда!
Помрачнели, наново переживая гибель своего «Пе-2».
У Сабирова обошлось все благополучнее, чем у его товарищей, — приземлился нормально, в схватки вступать не пришлось.
— В рубашке родился, — позавидовал Гусельников. — Ты карту сохранил?
— Какой же я штурман без карты! — обиделся Сабиров. — Конечно, сохранил!
— При тебе? Или… в кустах спрятал?
— Не знаю, на что ты, командир, намекаешь, но карта со мной — вот она!
— Не сердись, Абдулла, это я к тому, что больно тихо ты в кустиках сидел… Ну да ладно, не сердись, давайте привязочку сделаем.
И они склонились над картой.
— Вот здесь мы, — сказал штурман, — если напрямую, то километров сто десять — сто двадцать от линии фронта.
— Мы ж не на самолете, — сказал Гусельников, — петлять придется.
— Тогда еще больше.
— М-да-а…
— Дед говорил, что, если спрямить заячьи петли, путь в три раза удлинится.
— Умный у тебя дед, Керим, да жаль, что опыт его нам не поможет… Сто двадцать километров — это всего-навсего двенадцать минут на «Петлякове». А ежели ножками…
— Ничего, Абдулла, дойдем и ножками, не журись. Верно, Керим? Азимут возьмем вот на это село. Придем — оглядимся. Я иду первым, Абдулла — вторым, Керим — замыкающим. Никаких разговоров, а то мы вроде как на пикник выбрались — никакой осторожности, гуляем себе разлюли-малина. Подниму руку — замирайте на месте. «Мессеров» тут, понятно, нет, но из-за любого дерева фриц может выскочить, а везение, оно такая штука, что раз повезло, два повезло, а на третий — загремел с колокольчиками.
— Давайте я впереди пойду, командир!
— Окажись мы в Каракумах, слова бы поперек не сказал. Однако в лесу, дружище, я немножко больше твоего разбираюсь. Веришь?
— Верю.
— Вот и молодец. Топаем полегоньку.
Много лет не ступала тут нога человека, листва палая слежалась толстым ковром и пружинила под ногой — идти одно удовольствие, не будь так душно. Но приходилось терпеть. Теперь если бы даже и встретился родничок, Гусельников вряд ли разрешил бы купаться. Он старательно обходил полянки, шел так, чтобы его тень ложилась на тень дерева. Керим даже позавидовал легкости, с какой ориентировался в вековом лесу Николай. Одно слово — сибиряк!
Внезапно он поднял руку.
Абдулла и Керим замерли, автоматы — на изготовку.
Заминка оказалась недолгой — Гусельников махнул рукой, и они двинулись дальше. «По своей земле идем как волки — след в след, — подумалось Кериму, — крадучись идем, вроде на разбой вышли, а разбойники-то — совсем другие». Тихо шелестели березки, словно шепотом передавали друг другу вести об идущих по лесу людях, а птиц почему-то не было слышно. Странно, почему затаились пичуги?..