Беркуты Каракумов (романы, повести)

— Всем сидеть спокойно… я разговариваю, — предупредил Гусельников. И широко улыбнулся навстречу подходящему полицаю, потряс фляжкой: — Шнапс!.. Ферштеес ду? Во ист шнапс?

Полицай оскалился, показывая желтые прокуренные зубы.

— Понимаю, понимаю! Есть! Тута вон есть самогонка!

Он тыкал рукой в сторону, но глаза были внимательные, хищные глаза. Его подозрения усилились оттого, что «немцы» вели себя странно: суетился один, а другие отворачивались, не глядели в глаза. Особливо этот черный, что в коляске сидит. Ни итальянцев, ни румынцев поблизу нету, а он — как бог свят — не немец: ишь, черномазый, бычится, исподлобья зыркает! Чего же делать, чего же делать?!

Путая немецкие и русские слова, он зачастил:

— Найдем шнапс… ком со мною, пан… близко тута, нихт вайт… Я вот на запасном колесе позади пристроюсь… покажу… фарен шнель-шнель, быстро-быстро ехать… чистый как слеза самогон, дух перехватывает!..

— Зецен зи, — разрешил Гусельников и вновь тут же опять поймал себя на том, что употребляет вежливый оборот речи, снова «в молоко»!

А полицай даже как будто обрадовался:

— Зецен, зецен, сейчас сяду… пристроюсь…

Керим не вмешивался в разговор командира с полицаем, но все больше каменели руки, все оглушительнее бухало сердце. Он не понимал, на чем основано предчувствие, но знал точно: полицай их заподозрил и подобру-поздорову не выпустит.

Машинально рука потянулась к голенищу — и все похолодело внутри: ножа не было. Испуганной ящерицей метнулась мысль — и он явственно увидел нож на скамье у Авдотьи Степановны, когда она перевязывала ему ногу. Забыл нож! «Дурак, тупица, осел!» — нещадно ругал он себя, но ругать было поздно. И он яростно косился на полицая, который пристроился за Абдуллой и вцепился в штурмана, как клещ в овечий хвост.

У двух сгоревших хат, от которых остались только печи да закопченные трубы, Гусельников притормозил, свернул к пожарищу.

— Эй, эй, пан, не туда! — забеспокоился полицай.

— Айн момент, — бросил Гусельников. — Хватай его, Керим!

И Керим, словно ожидавший этой команды, изогнулся самым причудливым образом, схватил полицая обеими руками за голову, едва не свалив Абдуллу, рванул на себя. Полицай хрипел, пытался вывернуться, крикнуть, но руки Керима превратились в клещи. За брыкающие ноги поймал полицая Гусельников.

— Крути башку влево!

А сам повернул полицаевы ноги вправо.

Через несколько секунд все было кончено. Запыхавшиеся Гусельников и Керим смотрели друг на друга, а на них уставился бледный, ничего не успевший попить Абдулла.

— Вот так! — выдохнул Гусельников. — Волоки его, Керим, сюда… в пепле зароем… Никого не видать?

— Никого…

— Волоки!

Абдулла стоял неподвижно, потом кинулся помогать, греб пепел куда попало, расчихался.

— Притихни, — придержал его Гусельников, — не психуй, все уже кончилось.

Абдуллу била дрожь. Керим тщательно вытирал ладони о свои немецкие брюки, оставляя на них следы сажи и пепла. Понимал, что делает не то, что надо, да уж больно противно было ощущать на руках полицаевы слюни и предсмертную испарину.

— Молодцы мы с тобой, Корим, верно? — подмигнул взволнованный Гусельников.

Абдулла стоял как потерянный, ожидая реплики в свой адрес, но Гусельников только повторил:

— Молодцы мы с тобой, Керим Атабеков!

— Нож я позабыл в доме! — буркнул Керим и просяще поднял глаза. — Смотаем за ним, командир, а?.. Или вы подождите здесь, а я сбегаю, а?

— Не дури! — прикрикнул Гусельников. — Поумнее ничего не придумал? Оружия у нас хватит, а нож твой Авдотья Степановна догадается припрятать, сбережет… А ну садитесь, вон две машины к мосту идут.

Солдаты ехали, видимо, издалека — их мундиры и каски были не зелеными, а серыми от толстого слоя пыля. Гусельников пристроился в густой пыльный шлейф, тянущийся за машинами.

Возле шлагбаума передняя просигналила, а офицер высунул голову и прокричал что-то сердитое замешкавшемуся солдату. Тот поднял шлагбаум. На другом конце моста дежурили сообразительные — они подняли полосатое дышло шлагбаума, не дожидаясь сигнала. Гусельников воспользовался этим и прибавил газу, обгоняя машины. Солдаты из машин кричали вслед, махали руками:

— Лос, лос! Давай, давай!

Гусельников добросовестно последовал совету, вскоре мотоцикл намного оторвался от машин, даже рева моторов их не слышно было.

— Вечереет, — многозначительно произнес Гусельников.

— Да? — непонимающе отозвался Абдулла.

— Вечереет… — неопределенно поддержал Керим.

— Скоро темно будет, а их всего человек пятьдесят — шестьдесят, — продолжал Гусельников.

Керим внезапно понял, загорелся:

— Чесанем из пулеметика, да?

— И гранатками, гранатками, — кивнул Гусельников, — запасец приличный везем. Куда его везти?

— Рубанем фрицев по всем правилам! — ликовал Керим.

— Да уж не к теще на блины заехали, — усмехнулся Гусельников, — пора бы…

Абдулла смотрел на них как на сумасшедших.

— Вы что, в самом деле, ребята? Их — шестьдесят, а нас — трое!

— Они — фрицы, а мы — русские! — с вызовом сказал Керим. — Мы — на своей земле, они — на чужой!