Берлин - 45

Соловецкий лагерь особого назначения отличался особой жестокостью, порой переходящей в бесчеловечность по отношению к заключённым. Иногда, в особые минуты душевного волнения, Иван Никифорович рассказывал своим знакомым и детям о том, что довелось пережить на Соловках. Тяжкий, бессмысленный труд. Пригоршнями переносили воду из одной проруби в другую… Перекатывали с места на место огромные валуны… За незначительные провинности или за нерасторопность во время этих «работ» обливали ледяной водой и голыми ставили «в стойку» на скале и заставляли громко, до изнеможения считать чаек… «Летом, бывало, практиковали такое, — вспоминал Иван Никифорович, — раздетых узников привязывали на ночь к дереву. Называлось это — ставить на комара… К утру человек умирал».

Закон «О трёх колосках» был чрезвычайно жесток, настолько, что это вскоре были вынуждены признать даже в верхах. Уже весной 1933 года вышло постановление Президиума ЦИК, которое отменяло некоторые статьи и положения Указа «Семь восьмых»: прекратили практику привлечения к суду «лиц, виновных в мелких единичных кражах общественной собственности, или трудящихся, совершивших кражи из нужды, по несознательности и при наличии других смягчающих обстоятельствах». 11 декабря 1935 года прокурор СССР А. Я. Вышинский обратился в ЦК партии, СНК и ЦИК с запиской, в которой утверждал, что эти требования не выполняются, и предложил принять новое, более радикальное решение — пересмотреть дела осуждённых по закону от 7 августа. Предложение Вышинского рассматривалось на Политбюро 15 января 1936 года. И. В. Сталин согласился с доводами прокурора СССР и поставил на его записке резолюцию: «За (постановление не публиковать)». Уже на следующий день вышло Постановление ЦИК и СНК СССР «О проверке дел лиц, осуждённых по постановлению ЦИК и СНК СССР от 7 января 1932 г. «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности», согласно которому Верховному суду, Прокуратуре и НКВД поручалось проверить правильность применения вышепоименованного постановления в отношении всех лиц, осуждённых до 1 января 1935 года. Всего полмесяца потребовалось работникам этих учреждений для проведения проверки 183 000 (!) дел. Проверка показала, что более чем 91 000 граждан осуждены неправильно. И в ближайшие же дни 37 425 человек, чьи сроки ещё не истекли, были освобождены. В их числе оказался и Ваня Лысенко.

Он вернулся в родные Кузнецы. О Соловках старался забыть. В 1940 году женился на односельчанке по имени Татьяна. Молодая семья зажила в согласии, счастье и трудах. И в надежде на то, что самые страшные испытания уже позади.

Когда началась война, Иван Никифорович сразу же явился в Гордеевку, в райвоенкомат. Народу там было уже не протолкнуться. После выступления В. М. Молотова по радио всем стало понятно, что война будет долгой и что она захватит всех. И что врага на свою землю лучше не пускать. Ещё во времена войн со Швецией и Польшей здешний край входил в Новоместскую сотню Стародубского полка. Так что солдатскую службу здесь считали необходимой и почётной. Служить умели, и солдатами были хорошими. Однако военком полистал бумаги Лысенко и ткнул пальцем в запись: «К строевой службе не годен».

Осенью в село пришли немцы.

Иван Никифорович вспоминал: «Мужчин во время оккупации в селе осталось мало, и нам, немногим, кого по разным причинам не призвали в Красную армию, приходилось выполнять самую тяжёлую работу на полях. Мы продолжали пахать землю, выращивали хлеб. Как без хлеба? Проходили по нашим землям и немцы, и партизаны.

Когда впервые в Кузнецы пришли фашистские войска, мужчины ушли в лес, а женщины с детьми остались в домах. Вот такие мы были защитники… Наша первая дочь, Евдокия, родилась 10 августа 1941 года, в начале войны она была совсем младеницей. Колясок и кроваток тогда не было, Дуся спала в люльке, подвешенной к потолку. Немцы ходили по домам. Когда один из солдат зашёл в нашу хату, он посмотрел на ребёнка в люльке и сказал на ломаном русском: «Ой, матка, какой ребёнок тебя худой! Надо хорошо кормить…» Из своего ранца он достал бутылку с густой розовой жидкостью и протянул жене. В бутылке был какой-то заграничный напиток со вкусом малины. Немец осмотрел дом и вышел. Татьяна испугалась, схватила ребёнка и выбежала в огород, там спряталась в кукурузе. И только когда стемнело, вернулась в хату. Оккупантский подарок, вылили, конечно…»

Немцев с Брянщины выбили в ходе наступления Центрального и Западного фронтов на северном фасе Курской дуги. Сражение началось летом, а закончилось уже осенью мощным наступлением на запад. И снова Иван Никифорович явился в Гордеевку. Теперь военком никаких бумаг особо не листал. Формировали штрафные роты. В одну из них зачислили и его, как и многих других мужиков из Кузнецов.