Берлин - 45

В бой попал почти сразу, неподалёку, на Гомельщине — штрафная рота форсировала реку Сож с целью захватить плацдарм. Реку форсировали, плацдарм захватили. Несколько раз участвовал в разведке боем — надо было захватить «языка». В одной из таких атак был ранен. «Искупил». Когда командир роты писал ходатайство о переводе в обычную часть, узнал, что родное село его бойца из переменного состава находится недалеко, и отправил его на лечение домой.

Дома быстро пошёл на поправку. И — снова военкомат, назначение. На этот раз — разведчиком в 674-й стрелковый полк 150-й стрелковой дивизии.

Воевал храбро. О смерти старался не думать, поскольку, как он потом сам признавался, она была повсюду, и к ней успел привыкнуть как к неизбежности. Ранений, кроме первого, было ещё три: в пах, в руку и в шею. Но ни кости, ни позвоночника, ни артерии задето не было, а мясо на молодом теле зарастало быстро.

Несколько раз попадал в обстоятельства, когда нос к носу сталкивался с противником. Выручал надёжный пулемёт — Дегтярёв пехотный. За бои в Прибалтике получил медаль «За отвагу».

Вскоре 3-ю ударную армию с севера, из состава 2-го Прибалтийского фронта, перебросили на центральный участок, на усиление 1-го Белорусского. Так 150-я Идриц-кая стрелковая дивизия оказалась вначале на Варшавском направлении, а потом на Берлинском. А вместе с ней и помощник командира взвода пешей разведки старший сержант Лысенко.

Однако, как известно, по первоначальному замыслу роль 3-й ударной армии была иной. Только потом, когда в городе начались трудности, её ввели в бой непосредственно в берлинских кварталах, а затем она оказалась в самом центре Берлина.

Разведка шла впереди. Бывший разведчик Степан Гаврилович Орешко (разведгруппа лейтенанта С. Е. Сорокина) вспоминал: «Утром к нам, разведчикам, пришёл сам комполка подполковник Плеходанов с замполитом майором Субботиным.

Мы уже знали, что Военный совет 3-й ударной армии учредил знамёна, которые нужно водрузить над Рейхстагом как знак нашей победы.

Комполка говорил убедительно и просто:

— Товарищи бойцы, вам выпала большая честь — штурмовать центральное здание Рейхстага. Вчера на совещании у генерала Шатилова, командира нашей дивизии, решался вопрос, какому штурмовому подразделению вручить девять полотнищ. Первые, водрузившие знамя, будут представлены к званию Героя. Скажу сразу — нашему полку жребий не выпал. Но моё личное мнение: над Рейхстагом может развеваться не обязательно знамя Военного совета. Подыщите подходящий материал — вот вам и Знамя Победы.

В штурмовую знаменосцев отобрали самых храбрых и испытанных разведчиков. В одной из комнат разрушенной канцелярии Гиммлера нашли два куска добротного красного материала и сшили большое полотнище[159].

— Ну, теперь, — сказал парторг Виктор Правоторов, — или грудь в крестах, или голова в кустах, но мы должны быть первыми».

В штурмовую знамённую группу лейтенанта Сорокина вошли десять человек. Во время штурма погиб рядовой П. Долгих и тяжело ранен рядовой Н. Санкин. В строю остались: лейтенант С. Сорокин, старшие сержанты В. Правоторов, И. Лысенко, рядовые Г. Булатов, П. Брюховецкий, М. Габидуллин, С. Орешко, М. Пачковский. На полотнище пустили наперник от перины, на которой до прихода Красной армии в Берлин, как не без шуток предполагали разведчики, спал сам Гиммлер. Отыскал ту перину Григорий Булатов. Парторг пощупал, оценил добротную материю — пойдёт. Главное, что она была красного цвета. Вначале хотели заштопать дыру на красном фашистском полотнище. Такие гражданские немцы называли «Хайль Сталин!»: чего проще было заделать куском такой же красной материи вырезанный белый круг с чёрной свастикой. Но парторг эту идею сразу забраковал. Шили полотнище из наперника перины Гиммлера, составили его из двух частей. Получилось довольно большое, внушительное. Знай наших — разведку 674-го полка!

С. Г. Орешко: «До самой Королевской площади с разведчиками шёл Субботин. Ему не повезло, уже на ближних подступах к гитлеровской твердыне он был ранен в ногу. Санинструктор Анна Кононенко (ныне Яковлева) бросилась к упавшему замполиту, оказала помощь, но идти дальше майор уже не мог.