Берлин, Александрплац

Франц расхаживает с хитрецом Вилли по залу, слушает, покупает брошюрки, набивает ими карманы. В общем, он не любитель политики, но Вилли усердно обрабатывает его, Франц начинает с любопытством прислушиваться, порою все это так ясно, рукой схватить, то оно его затрагивает, то опять не затрагивает. Но от Вилли он не отстает.

– Существующий общественный правопорядок основан на экономическом, политическом и социальном порабощении трудящихся. Он находит свое выражение в праве собственности, монополии владения, и в государстве, монополии власти. Не удовлетворение естественных человеческих потребностей, а перспектива получения прибыли является основой современного производства. Каждый успех техники беспредельно повышает богатство имущих классов, нагло противопоставляя его нищете широких общественных слоев. Государство служит защите привилегий имущих классов и подавлению широких масс, действует всеми средствами обмана и насилия, чтобы сохранить эти монополии и классовые противоречия. С возникновением государства начинается эпоха искусственной организации сверху вниз. Личность становится марионеткой, мертвым колесиком в огромном механизме. Пробудитесь! Мы добиваемся не захвата политической власти, как все другие, а ее решительного устранения. Не сотрудничайте с так называемыми законодательными органами, ибо они только стремятся заставить раба приложить печать законности к собственному рабству. Мы отвергаем все произвольно проведенные политические и национальные границы. Религией современного государства является национализм. Мы отвергаем какое бы то ни было национальное единство, за ним скрывается господство имущих классов. Пробудитесь…[548]

Франц Биберкопф старается усвоить то, чем пичкает его Вилли. Как-то после митинга начинается дискуссия, они остаются в зале и жестоко сцепляются с одним пожилым рабочим. Вилли его уже знает, а тот думает, что Вилли работает на одном с ним заводе, и хочет склонить Вилли усиленно заняться агитацией, но этот нахал только смеется. «Послушай, – говорит он рабочему, – с каких же это пор я тебе товарищ? Я ведь не работаю на магнатов промышленности». – «Ну, тогда устрой что-нибудь там, где работаешь». – «Там мне нечего устраивать. Там, где я работаю, все уже давным-давно знают, что им делать». Вилли со смеху чуть не валится под стол. Вот чушь-то! Он щиплет Франца за ногу – давай, мол, бегать с горшочком клейстера по улицам и расклеивать для этих господ плакаты. Он смеется в лицо рабочему, у которого длинные, с проседью, волосы и обнаженная грудь. «Постой-ка, ведь ты же торгуешь газетами Пфаффеншпигель[549], Шварце фане[550], Атеист[551]. Ну а ты сам-то заглянул в них хоть разок, знаешь, что в них пишут?» – «Послушай, товарищ, ты бы мог тоже поменьше горло драть. Хочешь, я тебе покажу, что я сам писал?» – «Оставь, не надо. Значит, к тебе приходится относиться с особым почтением. Но может быть, ты как-нибудь прочтешь то, что написал, и будешь этого и придерживаться? Вот, например, тут под заголовком Культура и техника пишут[552]: „В Египте рабы десятки лет строили без машин гробницу фараона, а европейские рабочие, пользуясь машинами, десятки лет корпят над созданием частного капитала. Это прогресс? Пожалуй. Но для кого?“ Ну ладно. По-твоему, надо, значит, и мне запрячься в работу, чтобы Крупп в Эссене или Борзиг[553] или какой-нибудь другой промышленный король имели в месяц еще на тысячу марок больше? Вообще, если поглядеть на тебя, то невольно задумаешься, что ты за птица. Это ты так-то хочешь быть сторонником прямого действия. В чем же оно у тебя проявляется? Не вижу. Может быть, ты видишь, Франц?» – «Брось, Вилли». – «Нет, ты мне скажи, в чем ты видишь разницу между вот этим товарищем и любым товарищем из СПГ?[554]»

Рабочий плотнее усаживается на стуле. Вилли: «На мой взгляд, тут нет никакой разницы, товарищ, вот что я тебе скажу. Разница только на бумаге, в газете. Ладно, прекрасно, пускай у вас будет то, о чем вы мечтаете. Но что вы тогда сделаете, я тебя спрашиваю? Ага! А если ты меня спросишь, что ты делаешь, то я скажу прямо: да то же самое, что и всякий член СПГ. Точь-в-точь, в аккурат то же самое – точно так же стоишь у станка, носишь домой какие-то гроши, а твое акционерное общество распределяет дивиденды от твоей работы. Словом, европейские рабочие, пользуясь машинами, десятки лет корпят над созданием частного капитала. Может быть, это ты сам и писал?»

Седой рабочий поглядывает то на Франца, то на Вилли, то оборачивается к стойке, где стоят еще несколько человек, подсаживается ближе к столику и шепотом спрашивает: «А вы что делаете?» Вилли, сверкнув глазами, обращается к Францу: «Скажи ты». Франц сначала не хочет. Он заявляет, что его не интересуют политические разговоры. Но седой анархист не отстает: «Это не политический разговор. Мы только говорим о себе. Ну, какая же у тебя работа?»