Берлин, Александрплац

Грузовик с мужчинами и женщинами в штатском уже в пути, это не боевая колесница, но все же орудие борьбы и правосудия, люди сидят на скамьях, и грузовик катится через Александрплац среди безобидных такси и автомобилей торговых фирм, люди на этой машине выглядят довольно миролюбиво, ведь это ж не настоящая война, объявления войны не было, просто едут по долгу службы, кто спокойно покуривает трубку, кто – сигару, дамы переговариваются, спрашивают, кто вон тот господин впереди, не газетчик ли, значит завтра все будет сообщено в газетах. Итак, они преспокойно едут вверх по Ландсбергерштрассе, едут, так сказать, задворками к своей цели, потому что иначе все эти заведения слишком рано узнали бы, что им предстоит. А прохожие на улице видят грузовик, глядят ему вслед, но недолго, плохая это штука, плохие с ней шутки, вот – промчался, стало быть, полиция хочет устроить облаву на преступников, ужас, что такие вещи еще бывают на свете, надо торопиться в кино.

На Рюккерштрассе грузовик останавливается, все высаживаются и продолжают путь пешком. Маленькая улица безлюдна, отряд идет по тротуару, а вот и бар![709]

Занимают выход, оставляют караульного у двери, караульного по ту сторону улицы, остальные вваливаются в бар. Добрый вечер! Кельнер ухмыляется, знаем, мол, не впервой. Что прикажете подать? В другой раз, времени нет, получите со всех деньги; облава; пожалуйте все в сыскное. Смех, протесты, видали? Ну, ну, не задавайтесь, ругань, истерический хохот. Да вы не расстраивайтесь. Но у меня же есть документы. Тем лучше для вас, значит через полчаса вы будете свободны. А что мне с того, мне на работу надо. Брось, Отто, стоит ли волноваться? Бесплатный осмотр полицейпрезидиума при вечернем освещении. Поживей пошевеливайся, публика. Грузовик набит до отказа, кто-то запевает модный фокстрот: Ах, кто ж это сыр на вокзал покатил, ведь это же наглость, кто так подшутил?[710]

Машина отъезжает, все подхватывают: Ах, кто ж это сыр на вокзал покатил?

Что ж, дело идет как по маслу. А мы с вами – пешком. Какой-то элегантный господин пересекает улицу, кланяется, это начальник отделения, здравствуйте, господин комиссар! Они заходят вдвоем в подъезд ближайшего дома, остальные разделяются, кто куда, сбор – на углу Пренцлауер- и Мюнцштрассе.

Заведение на Александрштрассе битком набито, пятница, кто получил зарплату, идет спрыснуть ее, музыка, громкоговоритель, «быки» проталкиваются мимо стойки, молодой комиссар говорит с каким-то господином, оркестр перестает играть: облава, сыскная полиция, все в полицейпрезидиум. Посетители сидят за столиками, смеются, не трогаются с места, болтают, кельнер продолжает подавать. В коридоре плачет и кричит взятая вместе с двумя другими девица: Я же там выписалась, а здесь меня еще не успели прописать, ну так что ж, переночуешь ночь, только и всего, не пойду, не пойду, не смейте меня хватать, от этого еще никому не поздоровилось. Отпустите меня, пожалуйста, здесь я вас не могу отпустить, придем на место, тогда поговорим, ведь машина только что ушла, а почему вам дают так мало машин, пожалуйста, вы нас не учите, сами знаем. Кельнер, бутылку шампанского – ноги помыть. Слушайте, мне же надо на работу, я работаю здесь рядом, у Лау, кто же мне за прогул заплатит, ничего не поделаешь, отпустить вас никак не могу, да я ж вам говорю, мне на постройку надо, это же лишение свободы, все должны идти, все, кто здесь есть, да ты, брат, не расстраивайся, надо ж этим людям облавы устраивать, а то они уже и сами не знают, за что им жалованье платят.

Задержанных уводят небольшими партиями. Грузовики непрерывно снуют в полицейпрезидиум и обратно, «быки» похаживают туда-сюда, в дамской уборной крик и шум, одна из девиц лежит на полу, кавалер ее стоит рядом с нею. Как это мужчина попал в дамскую уборную? Сами видите, что с этой дамой сделалась истерика. «Быки» многозначительно улыбаются, спрашивают, есть ли у «кавалера» удостоверение личности? Нет? Так и надо было ожидать! Тогда потрудитесь остаться здесь, вместе с «дамой». Та продолжает кричать, однако имейте в виду, что, когда все разойдутся, она встанет как ни в чем не бывало. И эта парочка пустится танцевать танго. Кто-то грозится, что уложит кулаком всякого, кто только посмеет тронуть его. Бар уже почти опустел. Возле двери стоит человек, которого крепко держат за руки два шупо, орет: «Я был в Манчестере, в Лондоне, в Нью-Йорке, и ни в одном городе нет таких безобразий, ни в Манчестере, ни в Лондоне». Его выпроваживают на улицу. Вали, вали, не задерживайся, как поживаете, помаленечку, кланяйтесь вашей покойной собачке.