Берлин и его окрестности

Нойе Берлинер Цайтунг, 09.01.1923

Мартин Бадеков. Анни Ондра. 1920-е гг.

Некролог гостиничному портье

Один из крупнейших берлинских отелей упразднил должность портье. Вместо него теперь функционирует – возможно, аккуратнее и точнее, но куда как бездушно и безлично – целое обслуживающее учреждение, именуемое транспортным и справочным бюро, со множеством отделов, ответственных за самые разные запросы клиентов, – служба побудки, почтовое отделение, билетная касса и т. д. Служащие этих отделов не носят ливрей. Надменный вид их темных костюмов исключает саму мысль о чаевых, тогда как – всякий без труда вспомнит – золотистый блеск начищенных медных пуговиц на сюртуке у портье сам собой, по ассоциации, вызывал в голове у постояльца позывы к расточительству. Говорят, что это в Америке профессию портье приговорили к смерти и уже привели приговор в исполнение.

А ведь в фигуре портье служебный авторитет смягчался ореолом свойскости. Это был человек при исполнении, но не глухой к грешкам и слабостям людским. Под коричневым или темно-синим сукном форменной жилетки в груди его билось живое сердце, радостно отзывчивое на финансовые вливания, по-настоящему чуткое (к состоятельности гостя) сердце. Он человек был в полном смысле слова[31]. Его отказ никогда не бывал окончателен. Его взгляд, поневоле очерствевший от постоянного созерцания людской неприкаянности, обладал, однако, способностью смягчаться, ибо автоматически реагировал на некоторые объекты совершенно определенного свойства. Иногда его глаз начинал многообещающе подмигивать. И гость, понаторевший в изыскании самых фантастических возможностей, добывал себе спальное место буквально из ничего – хоть в ванной комнате, хоть на бильярдном столе.

С какой вальяжной невозмутимостью умел он не обратить внимание на противозаконную тождественность двух якобы по ошибке на одно и то же имя заполненных гостиничных формуляров, с какой непринужденной естественностью, пренебрегая мелкими докучливыми формальностями, распоряжался проводить гостей в вожделенный «двуспальный номер»! Свободный от предрассудков, он был куда могущественнее, чем господин директор и даже сам хозяин отеля. Он был последней инстанцией и последней надеждой для отчаявшихся, незаменимым советчиком в самых каверзных вопросах приобретения билетов в спальные вагоны и получения пограничной визы. Его доверие дорогого стоило, и тот, кто им пользовался, разумеется, должен был за это платить.

Теперь его скоро не будет, он вымирает. А вместе с ним, как в могилу, в зияющий алчный зев цивилизационных изменений погружается целая эпоха. Так пусть же будет он оплакан хотя бы этой скромной элегией моего пера.

Франкфуртер Цайтунг, 25.02.1924

Конец характерной приметы

Вместо кафе «Фридрихсхоф» на Фридрихштрассе вот уже несколько дней можно видеть так называемую «Бонбоньерку». Само это наименование, с необычайной художественной изобретательностью позаимствованное из наречия племени гурманов, избавляет меня от необходимости подробно описывать коренные изменения, которые оно с собой принесло. «Бонбоньерка» – это теперь приторноукромное кафе со «стильными» абажурами, создающими полумрак и, как принято говорить, «настроение».