— Да нет, пожалуй, наоборот, увести могут за собой! Я уже тоже начал об этом подумывать. Но ведь в Берлинском отделе я только немногим более полугода, скажут, рано мне. Однако «сваты» появились раньше, чем я мог предполагать, и не оттуда, откуда я начинал ожидать.
Пригласили меня в кабинет начальника отдела, дежурный сказал, что у меня хотят взять «интервью».
Начальник отдела в командировке. Захожу в кабинет Шаталова. Встречает неизвестный мне до этого майор.
Чистая, опрятная, ладно подогнанная и отутюженная форма, на груди орден Красного Знамени, подтянут. Представился: следователь из группы советских советников при немецкой военной контрразведке. Помогают друзьям налаживать следственную работу. Учат их, в основном, по материалам их же следственных дел. Нужен переводчик, мне предлагается эта работа. Спрашиваю о характере предполагаемой работы. Он отвечает:
— Главное — работа с документами, их анализ, составление справок. Наши переводчики не справляются, не владеют чекистской и юридической терминологией, долго и путано переводят, не все ладится с анализом. Я слышал, у тебя по этим вопросам нет проблем.
— За комплимент спасибо. Может быть, это и так. Но что же получается, с утра и до вечера я должен сражаться с этими документами, писать справки по делам? Согласен, это тоже задачи переводчика, но работы с людьми ведь не будет. Это же однобоко. Так я и разговорную речь разучусь понимать, сидя над бумагами.
Он мне в ответ:
— Напрасно ты так. Наша работа ценится. И потом — это штаты Управления, а не Отдела на периферии.
И как-то небрежно стряхнул пылинку с кителя, где был прикреплен орден. Я категорически отказался от этого предложения.
Выходя, я подумал: «Нет, уж лучше я останусь работать здесь в Отделе. Здесь каждый день что-то новое, живое дело». Мне нравилась многогранность проблем, решаемых постоянно в работе с людьми, подход Рамзаева к этим задачам. Особенно если принять во внимание саму личность моего первого наставника.
Свой первый орден, а это был тоже орден Красного Знамени, майор Рамзаев получил, как он говорил, «еще будучи пацаном», на дальневосточной границе, в боях у озера Хасан. Тогда Миша был политбойцом в погранотряде. В то время были такие должности, что-то вроде младшего помощника младшего политрука. Потом война, Сталинград, нелегкие боевые дороги до Берлина. Они кроме ранений отмечались и орденами. Рамзаев — татарин по национальности. Мы жили в одном общежитии, но нам и в голову не приходило думать о каких-то своих национальных особенностях. Нравилась и его искренность.
Он прямо говорил, что слегка завидует мне, так как я начинаю службу, уже имея за плечами высшее образование.
Ему удалось закончить лишь восемь классов, правда, по документам у него десятилетка. Ну, помогли, сделали…
Никогда в беседах со мной не кичился своим званием, заслугами в прошлом. В праздничные дни, когда офицеру по протоколу положено быть в парадной форме и при всех наградах, он как-то менялся. Выглядел смущенным, что ли, но очень торжественным. Не стряхивал небрежно пылинки со своих орденов. Бывая со мной в совместных разъездах по Берлину, постоянно теребил меня, расспрашивал: «Что это за здание, чей там стоит памятник, в честь кого названа эта улица?» — и тому подобное. Пополнял свои знания по обстановке, не ленился почитать иногда предлагаемую мной литературу на русском языке по той или иной проблеме. Не давал мне покоя, когда я читал немецкие газеты: «Не читай только для себя, поделись новостями».
Расскажу еще об одном незначительном, но очень памятном для меня событии, связанном с моей службой в Берлине еще в качестве переводчика.