Берлин: тайная война по обе стороны границы

Несмотря на то, что в работе оперсостава по окружению, то есть среди немецкого населения, участвовало трое переводчиков отдела, их усилий не хватало. Мы трое с трудом обеспечивали потребность в работе по плану-графику. Но ведь жизнь часто не вписывается в эти графики, возникают непредвиденные ситуации, как правило, неотложные. Да и переводчик может заболеть, уйти в отпуск и т. д. Возникали бреши в обороне. Я по графику «на обводе», в Берлине остался один переводчик — не рвать же его на части. А оперативная обстановка буквально кипела — так была насыщена значимыми событиями. Надо было всюду успеть вовремя. Я попытался в своих заметках в какой-то степени показать состояние оперативной обстановки в то время. Не знаю, насколько убедительно это у меня получилось. Руководство отдела искало выход из положения. Требовать увеличения штатов — нереально. Выход из этой ситуации усматривался только один — начать, в приказном порядке, плановое обучение знаниям элементарных основ немецкого языка всего оперсостава. Чтобы они при непредвиденных ситуациях могли самостоятельно, без участия переводчика, принять информацию, обговорить меры по дальнейшему контролю возникшей ситуации и доложить документы руководству. И позднее передать полученные ими материалы для дословного перевода уже одному из переводчиков. А так как из моих коллег у меня одного было высшее образование, то руководство решило, что мне и карты в руки. Поручили вести эти занятия. Теперь представьте себе эту аудиторию. Люди в возрасте, старше меня по званию и положению, заслуженные — в основном, участники войны. Им в жизни не пришлось, не по их вине, а по их беде, получить основательное образование. И вот теперь они должны сесть за парту по приказу. Я прекрасно понимал, как нелегко учиться в их годы. Хотя и они тоже понимали, что все это нужно в интересах службы.

Начальник отдела периодически терпеливо заслушивал меня о ходе наших занятий.

Среди моих слушателей был один не очень прилежный и внимательный ученик — капитан Селезнев. Не все получалось у него, и к тому же он имел свои представления о немецком и отстаивал их на занятиях публично.

Спрашивать его лишний раз, поднимать с парты для ответа я остерегался. Между мной и Селезневым обычно завязывалась бестолковая дискуссия. Мои разъяснения об основных правилах грамматики или фонетики он игнорировал со словами: «А меня и так немцы понимают, без этих…» Мы знали, что он объяснялся в ресторанах словами: «Шеф, коньяк гутен таг, а водка ауфвидерзеен!» Это устраивало его, но не меня. Например, даже при чтении слова «товарищ» — «Genosse» — он упорно читал «Геноссе», а не «Гэноссэ». Моя аудитория при этом разражалась громким хохотом. Замечания о том, что этот звук мы уже проходили, он обычно парировал: «Ты, лейтенант, много хочешь! Быть умнее книжки! Тут написано это слово с буквой «е», «Genosse», я так и читаю». А то, что пишется это слово действительно через «е», а произносится «э», ну никак не мог он усвоить! Это забавляло остальных и было предметом для шуток.

Так было и в тот памятный день. В конце занятия мои слушатели уже подустали и решили подначить меня, снять, так сказать, напряженность. Слышу реплику с места: «Товарищ лейтенант, это не справедливо. Вы нас всех гоняете, спрашиваете. Вот мы уже каждый по три раза вставали, этот уже всем надоевший текст читали. Стараемся! — в тексте было три абзаца. — А у вас есть любимчик. Вы его даже ни разу не подняли, он не работает вместе с нами, а отдыхает! — шутники явно метили в Селезнева. — Это несправедливо, мы будем жаловаться начальнику отдела.

Заставьте его прочитать, ну не все три, так хотя бы последний абзац. Мы ведь понимаем — ему трудно!»

Я тоже изрядно подустал и уже не помнил, что в этом злополучном третьем абзаце два раза встречается слово «Genosse». Поднимаю Селезнева, предлагаю ему прочесть, по просьбе масс, хотя бы последний третий абзац. Он читает с подъемом текст, так как отдохнул на занятии, и выдает мне дважды «Геноссе» вместо «Гэноссэ». Аудитория довольна, все дружно хохочут. Деловой настрой сорван. Слава богу, хоть к концу занятия. Дискуссию с Селезневым на этот раз я завязывать не стал, чувствуя, что бесполезно.

Автором этой маленькой провокации был конечно мой друг-наставник майор Миша Рамзаев. Позже он мне посоветовал, как выйти из этого положения. Оперработники — народ изворотливый. Он шепнет Селезневу, что якобы уговорил меня ставить ему крестики в журнале, где отмечалось присутствие или отсутствие на занятиях, если даже он и не придет. Это Селезнев примет с восторгом. А я, пойдя на определенный подлог отчетности, получу взамен возможность спокойно проводить занятия, так как остальные слушатели активно и старательно в них участвовали, понимая, что получаемые знания — серьезное подспорье в их оперативной работе.