Местный житель, гладко выбритый, но в дырявых ботинках, любезно подсказал водителю, как проехать к Леопольдштрассе. После этого «Опель» с контрразведчиками еще полчаса пробивался через запруженные улицы. Высотность зданий стала убывать, появлялись пустыри, тянулись бетонные заборы индустриальных районов. «Опель» не привлекал внимания, гармонично вписывался в городскую картину. Потянулись двух– и трехэтажные строения, чернели арочные подворотни.
Выстроилась очередь в хлебный магазин. Люди терпеливо ждали, когда наступит их черед.
В этом районе были широкие дороги, почти не пострадавшие во время боевых действий. Большинство зданий уцелело. В них жили люди. Леопольдштрассе тянулась на несколько километров, имела множество боковых ответвлений.
Недалеко от здания под номером восемьдесят, расположенного справа, имелось удобное место для стоянки. Грамарь, недолго думая, занял его, остановил машину вблизи кустов, под развесистым деревом. С дороги «Опель» в глаза не бросался.
– Порядок, товарищ майор, прибыли, можем спать, – пошутил Грамарь.
Влад придирчиво обозрел свое крохотное войско. В штатском платье эти люди всерьез не воспринимались. Но надо привыкать, все войны когда-то кончаются.
– Тебе весело, Нагорный? – спросил он.
– Виноват, товарищ майор. Непривычно вы смотритесь в этом облачении. Мы как шпионы в тылу врага.
– Мы и есть шпионы в тылу врага. Остаемся в машине, разрешаю курить. Насчет еды и прогулок решим позднее. Все помнят приметы Уилсона?
– Так точно! – сказал Грамарь. – Любую фигуру ростом выше среднего подвергаем осмотру. В дом не пойдем, товарищ майор? Можем тактично опросить жильцов.
– Забудь. В доме проживают военные. Мы можем нарваться на крупные неприятности.
Контрразведчикам с сожалением пришлось констатировать, что здание под номером восемьдесят представляет собой что-то вроде офицерского общежития. На крыльце курили британские офицеры. Рядом со зданием стояли несколько машин, в том числе военные внедорожники.
Что-то подсказывало офицерам, что торчать тут им придется долго. Они не роптали, приготовились к ожиданию.
На улице было людно. Спешили по делам жители Берлина в невзрачной одежде. Неподалеку размещались работающие предприятия. Сновали военные машины. Проехал чадящий городской автобус, набитый горожанами, явление весьма редкое, оттого и полное.
Мимо по тротуару проследовал патруль. Капрал мазнул равнодушным взглядом «Опель», стоявший под деревом. Градов напрягся. Но машина подозрений не вызвала. В лица пассажиров капрал не вглядывался. Военные прошли мимо.
– Шастают всякие, – недовольно проворчал Нагорный. – А если проверят, командир, что делать будем?
– Документы покажем.
– И все?
– Есть другие предложения? Объясним, что в работе выдался перерыв, ищем мою любимую тетушку по материнской линии, в двадцатые годы эмигрировавшую в Германию и пережившую все ужасы фашизма. Она живет где-то здесь, и мы не можем ее найти.
Грамарь иронически хмыкнул. Но с каждой прошедшей минутой оперативникам становилось не до смеха. Ситуация складывалась какая-то тупиковая. Рано или поздно машина с пассажирами вызовет вопросы. Подойдет патруль, и объяснение насчет тетушки будет выглядеть бледно. Впрочем, пока все было в порядке.
Двухэтажное строение оказалось густонаселенным. Оно не пострадало при обстрелах, было сложено из красного кирпича, без лишних архитектурных закорючек, имело два подъезда.
В двери входили и выходили люди, но не было никого, похожего на Уилсона. Он мог уже не жить в этом здании. Данные разведки устарели. Начальство могло переселить его, выслать из Берлина, физически устранить.
Заходить внутрь было рискованно, да и что это даст? Контрразведчики терпеливо ждали. У них сосало под ложечкой, просыпался легкий голод. Курить они уже не могли, кашляли.
Нагорный вышел из машины, прогулялся, вернулся в салон и стал угрюмо пыхтеть.
Наступило послеобеденное время. Из дома выпорхнула компания молодых дам в сопровождении осанистого капитана британской армии. Они кучкой двинулись по тротуару, смеялись.
– Здесь еще и бордель, – недовольно проворчал Нагорный. – Неплохо устроились эти британские вояки.
Потемнело небо, начался дождь. Струи воды ползли по стеклам. Прохожие ускорялись, раскрывали зонты, у кого они были. Мимо проехала грузовая машина, обдала грязью. Грамарь ругался, выпрыгнул из машины, стал протирать стекла замасленной тряпкой. Дождь усилился, выгнал с улицы последних прохожих.
Пока буйствовала стихия, из здания никто не выходил.
В голове майора снова роились мысли:
«Правильно ли мы поступаем? Можно ждать до второго пришествия».
Дождь закончился внезапно, ветер разогнал тучи. В воздухе висела густая сырость, температура щедрыми плюсами не баловала. Лето начиналось довольно сдержанно, без палящего зноя.
Дело двигалось к вечеру, но до сумерек оставалось время.
Градов решил пройтись, покинул салон.
В воздухе стояла плотная изморось, снова собрались тучи. Воздух в городе оставался тяжелым, изобиловал запахами. Майор с папиросой в зубах прошел по тротуару, натянул на глаза шляпу, пересек дорогу.