Берлинская жара

— Рейхсфюрер, для начала я хотел бы отметить безупречную работу гестапо в ходе вчерашней операции. Да, мы забрали Шварца-Берга из тайной полиции, опираясь на ваше факсимильное распоряжение, поскольку он был важным связующим звеном во вражеской агентурной сети, которую мы в СД давно разрабатываем. И если бы он не был настолько сломлен, то, уверяю вас, мы бы продолжили его вести. — Шелленберг поднял подбородок и победно оглядел собравшихся. — Тем не менее я не успел вам доложить, рейхсфюрер, но довожу до вашего сведения сейчас, что вчерашняя операция обеспечила нам прямое внедрение в агентурную сеть британской разведки в Берлине. Полагаю, группенфюрер, — обратился он к Мюллеру, — мы с вами говорим об одном и том же лице. — Секунду помолчав, Шелленберг подытожил: — Все детали, рейхсфюрер, если позволите, я предъявлю вам в личной беседе.

— Постарайтесь уложиться в тот отрезок времени, пока я буду идти к своей машине. Хайль Гитлер, господа. — Гиммлер встал. Следом вскочили все остальные.

— Не знал, Вальтер. — Мюллер протянул Шелленбергу свою мощную, как медвежий капкан, ладонь. — Всегда приятно, когда явный провал оборачивается успехом.

— Это наша работа, Генрих, — одарил его лучезарной улыбкой Шелленберг.

— Если мы тряхнем Хартмана, то из него посыпется все, что он забыл нам сказать… Но я не стану этого делать, чтобы не мешать тонкой работе СД.

— Подождем, — с легкомысленным видом сказал Шелленберг и вздохнул: — В конце концов, это решение рейхсфюрера.

— Бывают моменты, мой друг, — Мюллер почесал затылок и сразу пригладил волосы, — когда я говорю себе: «Пуще всего, Генрих, будь начеку с начальством, если не хочешь, чтобы однажды тебя подставили».

— Я не забываю об этом никогда, дорогой Генрих. Но все равно спасибо.

Все знали, что Шелленберг (как и Олендорф) — человек Гиммлера. Небе — человек Кальтенбруннера. Но никто не мог сказать определенно, чей человек Мюллер? На разных этапах своей карьеры он сам выбирал себе покровителей, которых менял в зависимости от политической конъюнктуры и личной безопасности, но об этом знал только он сам и тот, кому он служил. Мюллер не верил ни в национал-социализм, ни в национальную идею, ни в совокупный призыв геббельсовской пропаганды: он верил только в порядок и целесообразность, то есть в себя. В этом смысле он точно укладывался в максиму Гёте: «Баварцы — это уже не немцы, но еще не австрийцы». Мюллер служил лишь одной идее — сыску.

— Когда вам станет трудно, Вальтер, — сказал он, — просто оглянитесь: я буду где-то поблизости.

На выходе Шелленберга придержал за руку Олендорф. Его нордически-безупречно высеченное лицо, как всегда, украшала маска брезгливого равнодушия, говорящая скорее об интеллектуальном превосходстве младшего статс-секретаря, каковым он скромно числился в Управлении планирования Имперского министерства экономики, перед своим окружением в РСХА, нежели чем о несдержанности и презрении к коллегам.

— Остерегайтесь Мюллера, Вальтер, — посоветовал Олендорф. — Он аппартчик, бюрократ. А аппаратчики знают вещи подземные. На прошлой неделе его видели то в канцелярии Ламмерса, то у Бормана в приемной. И вряд ли это все норы, которые он прорыл. У Хайни вырос на него большой зуб, но даже он старается с ним не связываться.

— Я это учту, Отто.

Проходя по гулким, пустым коридорам, мимо стоящих навытяжку унтер-офицеров, спускаясь по лестницам, Шелленберг вполголоса излагал рейхсфюреру суть сложившейся ситуации в том ракурсе, в каком он сам желал ее видеть. По всему выходило, что он не просто завербовал ключевого агента британской разведки в Берлине, но подобрал ключи к важному каналу связи с политическим руководством западных союзников, которым можно воспользоваться, чтобы протестировать готовность к диалогу на условиях СС, минимизируя при этом подозрения в провокации, поскольку канал был «родной». По правде сказать, Шелленберг еще до конца не понимал, как это будет работать, но нюх разведчика подсказывал ему, что путь этот верный.

Гиммлер молча слушал его и, только выйдя на улицу, спросил:

— Я вижу, вы не отказались от своих намерений?

Это была не та реакция, на какую рассчитывал Шелленберг. По затылку пробежал неприятный холодок. После гибели Гейдриха Шелленберг предпринимал усилия, чтобы занять вакантное место доверенного лица возле Гиммлера. Встав на этот путь, он уже не мог с него сойти.

— Рейхсфюрер, — сказал он, — я уверен, что это единственный способ спасти рейх.

— Вы так считаете?

Терять было нечего, и Шелленберг, выпрямив спину, ответил:

— Мы деремся за наше будущее, рейхсфюрер. Вопрос в том, что мы будем там делать?

Теперь оставалось ждать. Пуля гестаповского чистильщика, автокатастрофа, маловероятно — арест, либо… Умный лис метит разные норы, но живет в своей. Гиммлер был умным лисом.

Однако не единственным. Именно на это рассчитывал Шелленберг, именно это давало ему шанс на выживание.