Берлинская жара

Мюллер был категорически не согласен с тем местом, на которое ему указали. Весь опыт полицейской ищейки говорил ему, что в этой истории есть второе дно. Вернувшись в свой кабинет на соседней Принц-Альбрехт-Штрассе, он некоторое время ходил из угла в угол, трогал вещи, смотрел в окно, включал и выключал радио. Затем вызвал к себе гауптштурмфюрера Вильдганса.

— Наружное наблюдение с Хартмана снять, — приказал он. — Займитесь его досье. Я должен знать об этом человеке всё, до седьмого колена. И продолжайте его разработку. Та девка, Сюргит, кажется, поднажмите на нее — пусть расстарается.

— Слушаюсь, группенфюрер, — вытянулся Вильдганс. — Мы его ведем.

Москва, площадь Дзержинского, 2, НКВД СССР, 18 июня

Только через неделю Москва получила из Берлина шифровку, в которой излагались последствия случившегося. Неделю Центр ничего не знал о судьбе группы Рихарда, и Ванин напряженно ждал, чем завершится этот паралич. Чтобы еще раз обсудить произошедшее, он решил с утра пораньше пройти до работы пешком вместе с Чуешевым, который занимал комнату в коммуналке неподалеку от дома Ванина на Сретенке.

Ночью над Москвой пронеслась гроза, и теперь улицы дышали сочной, сырой свежестью. С недавних пор их начали регулярно чистить, и облупленные, серые фасады домов смотрелись уже не так безнадежно. Фронт отошел от города, больше не было слышно канонад, у стекольщиков сильно поубавилось работы. Первое лето без воя сирен воздушной тревоги.

И хотя на крышах все еще дежурили зенитные расчеты, люди уже приспосабливались к ритму мирной жизни. Пусть из подворотен частенько пованивало выгребной ямой, поскольку из-за аварийной канализации нечистоты сливались в сточные колодцы, пусть молоко делали из воды, крупчатки и сахара, а хлеб, за которым выстраивались с пяти утра, часто был сырой и непропеченный, пусть жизнь поделилась на тяжелую работу и мертвые очереди везде и за всем и улицы не освещались по ночам, но в Каретном ряду открыли сад «Эрмитаж», где шла оперетта «Свадьба в Малиновке» и выступал Райкин, но на плечи военных вернулись погоны, на «Сталинце» прошел матч по футболу «Торпедо» — «Динамо», из окон, еще помеченных бумажными крестами, доносился не только голос Левитана, но также песни Утесова и Руслановой, в парке Горького выставили трофейную технику, копали метро к Ленинской площади и обещали скоро достроить, и после каждой победы на фронте на площадях гремели военные оркестры.

— У тебя чего глаза красные? — спросил Ванин Чуешева. — Пил, что ли?

Вид у Чуешева и правда был помятый, лицо то и дело дергалось — следствие контузии во время диверсионного рейда в сорок первом в Польше.

— Да нет, полночи с потопом возились. Крыши-то все дырявые. Как дождь — так наводнение. — Чуешев усмехнулся: — У нас ведь мужиков — я да пара инвалидов. Ночью гроза-то какая была. Весь подвал залило.

Чуешев соврал. Полночи он пил водку с приехавшим на побывку товарищем, которого случайно встретил на улице. Инвалиды тоже приняли участие в веселье, но недолго: каждому хватило по полстакана, чтобы отвалиться. Товарищ уехал засветло, а Чуешев, вздремнув пару часов, вскочил по будильнику, вылил на голову кастрюлю холодной воды, побрился, съел яичницу, выпил чаю и в целом чувствовал себя в приличной форме. Он соврал, и Ванин понял, что он соврал, но сделал вид, что поверил.

Они пошли по Сретенке, оба одинакового роста, в военной форме, невольно попадая друг другу в шаг. Ванин проводил взглядом удаляющийся в сторону Дзержинки голубой троллейкар, работавший и как троллейбус, и как грузовой автомобиль на тех участках, где не было контактной сети. На бортовой платформе ехали пассажиры: дети, женщины, офицеры.

— Как думаешь, Сергей, — спросил он, — зачем это Шелленбергу? Чего он хочет?

— Трудно сказать, — пожал плечами Чуешев. — Он пока не начал свою партию. Но то, что он отпустил Баварца, прикрыв его от гестапо, и даже не стал потрошить сеть, указывает на то, что у Шелленберга на него особые виды. Понятное дело, что он будет использовать этот канал. Но как?.. Если бы речь шла о дезинформации, радиоиграх, он бы так просто его не выпустил. Он бы потряс его основательно. А так, всю неделю — ни хвоста, ни связи. Чудно.

— Однако канал засвечен. Мюллер тоже не будет сидеть сложа руки.

— Это верно. Но ведь его отодвинули.

— Я это к тому, что и за Шелленбергом в этой истории будет пригляд. Как ни крути, а Баварец очутился в прицеле сразу нескольких охотников. Я бы и Небе не списывал.

Прошли мимо кинотеатра «Уран» с выцветшей афишей «Леди Гамильтон» и огромным плакатом «Надежда на тебя, красный воин!» во всю стену. На перекрестке толстуха в засаленном переднике и нелепом кокошнике на седой голове возилась с сатуратором на тележке.

— Давай по газировке, что ли, дернем? — Ванин порылся в кармане, достал мелочь, отобрал тридцать четыре копейки и протянул их продавщице: — Нальем пару стаканчиков, барышня?

Чуешев вожделенно облизал пересохшие губы.