Берлинская жара

— Для меня это — атмосфера. — Чехова мягкой ладонью поправила тюрбан сзади. — В такое время, как говорят у русских, трудно собрать ягоды с одного поля.

— К тому же многие туговаты на ухо, — невпопад подхватил Зееблатт.

— С чего вы взяли?

— Прислушайтесь. Все говорят одновременно!

В эту минуту на входе в усадьбу возникло некоторое оживление.

— Прошу простить, господа, но я должна вас покинуть, — просияв, сказала Чехова. — По-моему, пришла Эмми Геринг. Мне нужно ее встретить.

— Эмми Зоннеманн, — уточнил Хартман, когда Чехова унеслась к подруге. — Между прочим, неплохая актриса. Я хорошо помню ее в «Обервахмистре Швенке». Все-таки брак с рейхсмаршалом Герингом разрушил ее карьеру.

— Увы, поднявшись на такую высоту, приходится жертвовать очень многим. Если повезет, мы увидим сегодня и Еву Браун. Она давно дружит с фрау Чеховой.

— Что вы говорите? — обрадовался Хартман. — Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Одна моя знакомая актриса, рассказывая о встрече с фюрером на каком-то важном приеме, назвала его человеком богемы: по личностным чертам. Мне кажется, это верное определение. Его мягкость, внимательность, его непруссачество, а скорее эдакая изощренная австрийскость, как отмечают многие, располагают к нему людей тонкого темперамента. Полагаю, Ева Браун близка фюреру именно по этим характеристикам.

— Как это вы точно подметили! — подхватил его собеседник. — Ведь не секрет, что и партию фюрер начинал строить по образцу католической церкви, а это же — Вена, собор. Да-а. Жаль, что этого не понимают в Ватикане. — Он незаметно откусил заусенец на мизинце.

— Интересное наблюдение. Об этом стоит подумать. — Хартман достал портсигар, предложил барсуку сигарету, и они закурили. — Устранившись, Ватикан желал сохранить место арбитра. Но, как в спорте, такая позиция в лучшем случае гарантирует место комментатора в бульварной газете, которого никто не слушает. Хорошо уже то, что святоши не прогнули стальной характер нашего фюрера, и к началу войны он выпестовал крепкого немецкого рабочего лба и кулака.

— Вот из таких противоречий и высекается характер настоящего отца нации. — Барсук поднял бокал. — Прозит! За неповторимый аромат богемы!

— Прозит! — Хартман пригубил свой коньяк.

— Прошу меня простить, я не успел представиться, — склонил голову собеседник. — Рихард Зееблатт, член НСДАП с тысяча девятьсот тридцать четвертого года, врач высшей категории.

— О, замечательно! А я, как вы, надеюсь, слышали, Франс Хартман, управляющий отеля «Адлерхоф».

— О!

— Вы врач какого профиля, позвольте узнать? — поинтересовался Хартман.

— Немаловажного для любых времен, — расплылся в улыбке Зееблатт. — Уролог. У меня клиника в Берлине и частная практика — в равных долях.

— Что вы говорите? — обрадовался Хартман. — Какая удача! Вы-то мне и нужны, дорогой доктор.

— Да-да, что такое? — профессионально нахмурился тот.

— Понимаете, мой отец давно лечит пиелонефрит. С переменным успехом. С недавнего времени я стал выписывать ему лекарства из Швеции, довольно редкие. Однако наш врач на две недели уехал в Мюнхен. И возникла проблема. Необходимо разобраться в дозировке и графике приема препаратов, а также оценить их эффективность. Если бы, господин Зееблатт, вы помогли мне, я был бы вам безмерно признателен.

— Что ж, с большим удовольствием, — охотно согласился Зееблатт.

— Кстати, может быть, какие-то из этих лекарств покажутся вам интересными и для вашей практики. Отель шведский, у меня имеется постоянная возможность получать кое-что из-за границы, причем абсолютно легально.

Глаза Зееблатта загорелись:

— Правда? Это было бы очень, очень кстати. Сейчас такие трудные времена, лекарств катастрофически не хватает. Доступны только наши, но они покрывают далеко не все потребности. Есть нюансы, да, есть нюансы…

— Отлично! Вас устроит, скажем, послезавтра, часа в четыре пополудни? Я мог бы пригласить вас в ресторан одного моего хорошего друга в двух кварталах от Александерплатц. Называется «У белого вола». Там подают великолепные печеные колена, если повезет, конечно, и рагу из бычьих хвостов. Роскошное венгерское вино и чай — такого чая вы не сыщете во всем Берлине. Чистый дух Альп. Так как, договорились?

— Почту за честь, дорогой господин Хартман.

— Прекрасно! Еще по бокальчику?

— С удовольствием.

Издали за ними внимательно следила Дори, одолеваемая вниманием подвыпивших офицеров. Тем временем Чехова, придерживая подругу за локоть, увела возбужденно щебечущую Эмми Геринг в гостиную на втором этаже, оставив гостей наслаждаться обществом друг друга. Бриллиантовый дым постепенно развеивался. Танцующих стало меньше, да и те заметно устали. Музыканты натужно удерживали задорные ритмы. Разговоры благополучно скатились к сводкам с фронтов и авианалетам.

Всплески казарменного хохота там и тут знаменовали собой истощение официальной части светского раута. Кто-то уронил бокал. Послышалось нестройное пение.

Снаружи шел сильный дождь.

Берлин, Шмаргендорф, 23 июля