Берлинская жара

Хартман гнал машину на предельной скорости, оставляя за собой пыльное торнадо: через два часа на Инвалиденштрассе у него была назначена встреча с Майером, где предстояло обсудить очередную порцию информации, подготовленную Шелленбергом. Опаздывать было нельзя. Он остановился в десяти метрах от «Мерседеса» Жана, который, завидев выходящего из машины Хартмана, расплылся в приветливой улыбке, не выпуская из зубов окурок сигары.

— Рад вас видеть, старина. — Он расслабленно помахал рукой. — Идите сюда, пока я тут совсем не растаял.

Это была их вторая встреча с момента вынужденного знакомства, оба без слов понимали: если результат для каждой из сторон не будет иметь конкретной ценности, третьей не бывать. Важно было так обозначить свои возможности, чтобы сохранить перспективу и в дальнейшем разговаривать на равных, не теряя интереса к друг другу.

Хартман ослабил галстук на шее, бросил на сиденье шляпу, снял пиджак, перекинул его через плечо и только тогда приблизился к «Мерседесу». Он прислонился к задней дверце.

— У меня очень мало времени, Жан, — сказал он, пытаясь извлечь пламя из заевшей зажигалки. — Постараемся быть предметными.

Жан протянул окурок сигары, Хартман прикурил. Рука Жана заметно тряслась. «Кубинская, — подумал Хартман, вдохнув сладкий аромат дыма. — Скорее всего, Cohiba». Эти сигары можно было купить только на черном рынке, с которым имперская безопасность безуспешно боролась все годы войны. Поговаривали, что сам Геринг покровительствовал подпольной торговле. Во всяком случае, на границе с Италией вагоны с самым разным товаром беспрепятственно проходили германскую таможню под негласным надзором заместителя Геринга Мильха, чтобы затем бесследно раствориться в пучине черного рынка.

На линии горизонта, в точке пересечения автомобильных дорог, тонкий шпиль деревенской кирхи обозначил собой трассу ввысь.

— Вы только взгляните на эту красоту, Иван, — вздохнул Жан, озирая полевые просторы. — Как это просто. Как это грандиозно просто. Кратковременный прилив вечности, как глоток родниковой воды. Такое впечатление, что все это не имеет к нам никакого отношения. — Он опять вздохнул и продекламировал: — «Природы пышное величье, как безразличие врача»… Говорят, пейзажи в России не сильно отличаются от наших?

— Не знаю. Не бывал.

— Не очень тонкий заход, верно? — невесело хмыкнул Жан. — Я это к тому, что наш с вами гешефт должен иметь ориентиры.

— Скорее уж — бизнес?

— Один: один, Иван. — Жан постучал костяшками пальцев по порогу автомобиля.

Хартман открыл дверцу «Мерседеса» и уселся на заднее сиденье в такой же позе, что и Жан, с которым они могли переглядываться через открытое окошко.

— Касательно ориентиров, — сказал он, — согласитесь, тема, которая нас занимает, важна в любом формате. Именно потому мы с вами сейчас и разговариваем.

— Что ж, попробуем. Кто торговал помидорами на рынке в Кале, тот справится и с огурцами.

Хартман взглянул на часы.

— Ну, тогда вот вам свежие огурчики. — Через окно он передал Жану тонкую папку, которую прихватил с собой. — Полагаю, вам известно, что норвежский завод, производящий тяжелую воду в ущелье Верморк, в феврале подвергся атаке британских диверсантов и, по сути, был выведен из строя. Думаю также, что вам понятно назначение тяжелой воды в качестве замедлителя нейтронов в урановом котле. Так вот, в документе, который вы держите в руках, содержатся данные о полном восстановлении электролизного производства воды в Верморке. Там же сведения о размещении заказа на резкое увеличение ее производства от министерства науки. Ну, и подробности.

Это была подлинная информация, полученная им от Шелленберга. Тот не удержался от соблазна вбросить ее англичанам через Виклунда. Хартман не знал, что она является частью масштабного отвлекающего маневра нацистов, рассчитанного на то, чтобы англо-американские союзники не столь рьяно занимались поисками других объектов уранового проекта рейха, взрывая, бомбя и расстреливая «Норск-гидро». В исследованиях немецких физиков тяжелая вода в качестве замедлителя использовалась все реже — ее сменили менее объемные и более эффективные пластины из сверхчистого графита. Но упорное внимание немцев к норвежскому гидрокомбинату создавало у противника иллюзию, что они совершенствуют технологию управления цепной реакцией, опираясь на продукцию завода, и что, если разрушить его, работа немецких ядерщиков остановится. При этом сами британцы, глядя на германских коллег, использовали тяжелую воду с удвоенным рвением.

Хартман не знал этого. Он сдал информацию Шелленберга союзникам затем, чтобы помочь разрушению «Норск-гидро», не подозревая, что, по сути, сдает дезинформацию.

— А это что? — спросил Жан, разглядывая схему на второй странице в папке.

— Это набросок трубы для обогащения урана термодиффузионным методом. Говорит вам это о чем-нибудь?

— Нет, — беспечно мотнул головой Жан. — Что-то вроде упрощенного котла?

— Можно сказать и так, — согласился Хартман, получивший эту схему от Зееблатта.

— А подробности? Технологическое описание?