Берлинский боксерский клуб

– Билеты. Красота. Именно они нам сейчас нужнее всего, – сказал он с горькой усмешкой, но его тут же, судя по выражению лица, посетила счастливая мысль. С билетами в руках он подошел к телефону и назвал девушке какой-то берлинский номер. – Guten Tag[41], герр Рольф. Это Зиг Штерн. – Пауза. – Действительно, давненько. Но послушайте, в моем распоряжении только что оказались два билета на Олимпийские игры. На завтра, на отличные места. Я подумал, вдруг вы захотите их купить. – Пауза. – Да-да, места просто потрясающие. – Пауза. – Мне самому они обошлись в два номинала. Если вас, например, не затруднит добавить процентов двадцать к тому, что уплатил я, думаю, мы могли бы договориться. – Пауза. – Wunderbar! Мой сын Карл сейчас же вам их принесет.

Я, стиснув зубы, наблюдал, как отец кладет билеты – мои билеты! – в чистый конверт и пишет на нем адрес. У меня в голове не укладывалось: как это так, он забрал мои билеты и, как ни в чем не бывало, кому-то их продал! Он что, не понимает, как много для меня – как и для любого – значит Олимпиада?

– На, отнеси герру Рольфу. И не забудь получить с него деньги.

Отец протянул мне конверт, но я его брать не стал.

– Это были мои билеты…

– Что? – нахмурился отец.

– Макс же написал…

– Может, ты думаешь, что билеты вкуснее и сытнее, чем хлеб? – взвился отец. – Сам-то хорошо устроился – знай себе кулаками на ринге машешь да картинки калякаешь вместо того, чтобы пойти деньги зарабатывать. А нам, между прочим, надо на что-то жить. Купить на всю семью еды намного важнее, чем тебе посмотреть, как бездельники в трусах носятся вокруг стадиона. Ты это понимаешь, Карл?

Я молчал.

– Ты это понимаешь? – Отец уже чуть не кричал.

– Да, понимаю, – буркнул я.

– Вот и отлично. Ступай.

Он сунул мне в руку конверт, отвернулся и занялся чем-то за письменным столом.

В первый момент я вознамерился ослушаться отца и пойти на соревнования, позвав с собой Неблиха. Но потом, как ни хотелось мне посмотреть на выступления олимпийцев, все-таки решил, что в нашем отчаянном положении делать этого не стоит. Мы всей семьей теснились в одной разгороженной простынями комнате и питались с каждым днем все хуже и хуже. Отец был действительно прав: билетами не наешься. Поэтому, невзирая на боль и разочарование, я отнес эти чертовы бумажки герру Рольфу.

Прощай, Кроха

Через неделю после окончания Олимпиады в витрины ресторанов и лавок вернулись таблички «Евреям вход запрещен», на газетных прилавках снова появился «Штурмовик» и другие оголтелые пропагандистские издания.

Я по-прежнему много и упорно тренировался, но каждый день выкраивал время на рисование. Обычно я садился за стол поздно вечером, покончив с делами и домашним заданием, и при свете свечи рисовал до тех пор, пока пальцы сами собой не разжимались от усталости.

Как-то раз у меня закончились черные чернила, и я зашел купить их в магазин герра Грюнберга, где не был уже несколько месяцев. Магазин было не узнать. Полки, когда-то ломившиеся от товара, опустели и покрылись пылью, из всего разнообразия товаров остались лишь несколько разновидностей блокнотов, немного кисточек и перьев.

Герр Грюнберг понуро сидел за прилавком и читал книгу на древнееврейском языке. Возле него на прилавке стояла корзина зеленых яблок и большая деревянная миска с куриными яйцами с коричневой скорлупой. В прежние времена герр Грюнберг вскакивал навстречу каждому покупателю, а меня, похоже, вовсе не заметил.

– Герр Грюнберг? – осторожно позвал я.

Он оторвался от книги и посмотрел в мою сторону рассеянным, остановившимся взглядом. Только наконец узнав меня, он посветлел лицом и медленно поднялся на ноги.

– Guten Morgen[42], Карл. Очень рад тебя видеть, – сказал он, пожимая мне руку. Его рука была холодной и слабой. – Давно я тебя не видал. Как дела у твоих родителей?

– У них все в порядке.

– Это хорошо. Передай им от меня привет.

– Обязательно передам.

– Ты рисования не бросил?

– Нет.

– Все еще хочешь стать карикатуристом?

– Да.

– Хорошо. Чем больше будет веселых картинок, тем лучше. А я что могу тебе предложить?

– Я хотел купить черных чернил.

– Тебе повезло. Чернила – из того немногого, что у меня еще осталось.

Он вышел из-за прилавка и подошел к ближайшей полке. Раньше она была уставлена плотными рядами бутылочек самых разных размеров и цветов. Сейчас на ней оставались два жалких пузырька.

– Тебе сколько нужно?

На самом деле я планировал купить несколько пузырьков, но мне вдруг стало совестно забирать у герра Грюнберга последнее.

– Вообще-то два. Но тогда у вас ни одного не останется.

– Не говори ерунду. Для того они тут и стоят, чтобы их купили.

– А вы сможете достать еще?

– Кто знает? – Он пожал плечами. – Из-за новых законов прежние поставщики не могут вести дела с евреями. Кое-что пока удается доставать, в основном через еврейские фирмы, но ведь и у них сейчас большие проблемы с поставками.

Он отнес пузырьки на прилавок и положил в маленький бумажный пакет. Я протянул ему деньги.