В час ночи снова налет. Я немного поторопила Татьяну и Паула, так как стреляли уже очень сильно. В конце концов они оделись и мы спустились в подвал — угрюмое помещение, похожее на старинную крепостную башню, узкое, высокое и набитое трубами с горячей водой, от которых делалось страшновато: в случае попадания затопит кипятком. Во время воздушных налетов я становлюсь все более и более нервной. Я даже не могла разговаривать с Татьяной, потому что повсюду на стенах расклеены надписи «Sprechen verboten»[174]
— вероятно, чтобы расходовать поменьше кислорода, если нас завалит. Мне даже страшнее, когда со мной Паул и Татьяна, чем когда я одна, и это странно. Должно быть, тревога усугубляется страхом за других. Но Паул, как и я, непременно хочет быть здесь именно теперь и все время изобретает предлоги, чтобы приехать в Берлин. Пока стоял грохот, а грохот был ужасающий, он был погружен в толстую книгу о его предке — канцлере. Через два часа мы вышли наверх.Четверг, 29 июня.
Сегодня утром в одиннадцать состоялось долгожданное большое совещание. Во главе длинного стола сидел д-р Сикс; я сидела между Адамом Троттом и Алексом Вертом на другом конце. Они моя единственная поддержка, и мне было бы невыносимо одиноко без них. Адам все время подсовывал мне под столом «совершенно секретные» документы — в основном новости из-за рубежа.
Мы шепотом вели беседу a trois[175]
и курили, пока на сотрудников орали по очереди. Сегодня Сикс был в отвратительном настроении, и бедному Джаджи Рихтеру едва удавалось усмирять разбушевавшиеся воды. В промежутках между вспышками ярости Адам делал саркастические замечания, которые присутствующие проглатывали. Мне нравится, как он перечит Сиксу. Потом он сложил руки и заснул. Тем временем я готовилась к разносу, так как приближалась моя очередь. Алекс Верт, желая ободрить меня, шепотом напомнил мне об одной из моих приятельниц, г-же д-р Хорн, которая, когда на нее Сикс однажды заорал и она не знала, как приостановить поток упреков, встала и завопила всей мощью своих легких: «Господин посланник Сикс!» — после чего тот, ошеломленный, замолчал. Разумеется, я тоже получила свою долю поношения, хотя и шла последней в списке. Его мечта — немецкий «Ридерс дайджест», для которого он хотел бы устроить в Круммхюбеле издательство. Он обвинил меня в том, что я никогда не работаю с полной отдачей под тем предлогом, что все технические сотрудники мобилизованы. Но ведь это истинная правда. Как всегда, наша трехчасовая «беседа» кончилась практически ничем.Обедала у Герсдорфов; после чего Тони Заурма повез Татьяну, Лоремари Шенбург и меня по городу посмотреть на разрушения, причиненные вчерашним налетом. На сей раз полностью разворочен весь район вокруг вокзала Фридрихштрассе, в том числе отели «Централь» и «Континенталь». В «Централе» я останавливалась с Лоремари на два дня в последний раз, когда была в Берлине, всего лишь несколько недель тому назад.
В «Адлоне» мне нужно было оставить записку, и в холле я наткнулась на Джорджио Чини. Он приехал в Берлин специально, чтобы попытаться подкупить СС освободить его отца, старого графа Чини. Когда в прошлом году Италия перешла в лагерь союзников, старик (в прошлом министр финансов у Муссолини) был арестован в Венеции и отправлен в концлагерь Дахау, где провел последние восемь месяцев в подземной камере. У него грудная жаба, и он очень плох. Чини располагают миллионами, и Джорджио готов заплатить сколько угодно, лишь бы выцарапать отца. Он сам сильно изменился с тех пор, когда я последний раз видела его перед самой войной в Венеции. Он явно страшно встревожен. Он обожает своего отца, и в течение многих месяцев он не знал, где тот находится и вообще жив ли он. Сейчас он ждал какого-то крупного гестаповца. Как знать? С такой решимостью и силой воли — и с такими деньгами — быть может, он добьется успеха. Он хочет, чтобы они согласились на перевод его отца в госпиталь СС, а оттуда — в Италию. Его родные остались в Риме при союзниках, но он, кажется, поддерживает с ними связь.[176]
Фридрихсру. Суббота, 1 июля.
Поскольку мне пришлось оставить свой номер в потсдамском отеле, я перебралась обратно в Берлин и сейчас живу в отеле «Адлон». Отто Бисмарк пригласил Паула Меттерниха, Татьяну и меня во Фридрихсру, знаменитое имение Бисмарков под Гамбургом, на уикэнд. Мы никогда там еще не были, и неизвестно, представится ли такой случай в будущем, поэтому мы согласились. Провела утро на работе, а затем помчалась на вокзал, где ждали остальные. Когда мы приехали, Бисмарки очень удивились: оказалось, что нашей телеграммы они не получили. Отто был в пижаме — лег поспать после обеда; Анн-Мари и Джорджио Чини были в саду. Джорджио, выглядевший в бледно-голубой рубашке просто ослепительно, напомнил мне о Венеции в то последнее мирное лето пять лет назад.
Воскресенье, 2 июля.