– Мы послушные дети своего отца! – он кинул взгляд на президиум, где все еще играл свою трудную роль повелителя Вали Каюмхан и где сгрудились офицеры охраны. Женоподобный «фюрер» старательно поправлял волосы крошечной, отделанной серебром, расческой – это было его привычным занятием при разговоре с подчиненными. Движения его, беспечно медлительные и грациозные в прошлом, сейчас напоминали какой-то набор рывков и пауз, словно президент страдал нервным тиком. Предупреждение об опасности вывело Каюмхана из равновесия. Трудно жить, когда в тебя кто-то целится. Целится неизвестный. В Потсдаме было легче – он не знал, что в него целятся. Просто прозвучал выстрел и что-то горячее ожгло шею.
– Только отца? – продолжала играть огорчение Рут. – В вагоне вы говорили о «матери туркестанцев»…
– Склоняем голову перед янгой, – ответил смущенный полковник – он вспомнил тост за «шахиню». – Слово ваше – закон!
– О, как высокопарно!.. Но искренне ли?
– Разве госпожа не имела возможности убедиться в этом?
Хаит наблюдал за штандартенфюрером и «шахиней» и покусывал губы – возобновление игры, прерванной в вагоне, его не устраивало. Не устраивало по той простой причине, что жена президента была лишней сейчас. Уже не честь «шахини» намеревался защищать военный министр и вице-президент – наплевать в конце концов на этику! – собственные интересы оберегал капитан Хаит. У него деловой разговор с Ариповым, а тут третье лицо. И вообще, какого черта Рут липнет к этому полковнику? Именно к полковнику.
– Господа, я пошутила! – вдруг переменила тон «шахиня». – Я освобождаю вас от трудной обязанности пажей… Вы свободны… но только проводите меня до машины! – Она сделала строгое и даже тревожное выражение лица. – Мне не хочется спускаться вниз в окружении солдат и телохранителей… И потом… – Лицо стало грустным. – Вы сами, впрочем, понимаете…
Хаит мгновенно успокоился: как это он сразу не догадался о причине открытого интереса Рут к полковнику? Ей страшно здесь. Могут стрелять. Стрелять, хотя все меры приняты и клуб наводнен эсэсовцами. Но что эсэсовцы? Потсдамский выстрел произвел человек в форме СС.
– Простите, – извинился Хаит. – Это наш долг… Только не волнуйтесь, янга!
Они стали по обе стороны «шахини» и так, втроем, направились вниз по лестнице.
«Теперь я не волнуюсь, – подумала Рут. – Я спокойна. Могу даже смеяться. В компании таких милых офицеров женщина имеет право быть веселой». И она, играя беззаботность, заговорила о каких-то пустяках. Смешных пустяках…
На середине лестницы ее кольнул чей-то взгляд. Сбоку или спереди.
«Кто? – вздрогнула Рут. – Кто смотрит на меня? Кому я служу, чей приказ выполняю?» Ей очень захотелось увидеть человека, с которым она разговаривала в купе. Продолжая улыбаться, Рут принялась шарить взглядом по толпе. Делегаты торопились, они смотрели на двери, распахнутые на улицу, и никто – на «шахиню». Почти никто!
И вдруг – голубые колючие глаза. Снизу, из-под лестницы. Там стоял Берг и разговаривал с каким-то немцем в штатском. Опять Берг.
Странная мысль осенила «шахиню». Очень странная, просто нелепая. «Здесь никто не проходил!» – вспомнила она слова гестаповца. А ведь проходил. Проходил тот туркестанец, допрашивавший ее в купе. Не мог же он раствориться за дверью, подобно дымку сигареты. Или уже настало время духов! Нет, в это она не верит. Значит, гестапо включилось в игру. Все включились. Какой должна быть важной тайна, чтобы ее разгадывало столько людей!
И тут «шахиня» подумала о своей доле в игре. Собственном выигрыше. Иначе зачем стараться, зачем рисковать!
– Господа! – сказала она весело, очень весело, словно заметила что-то необыкновенно забавное, даже смешное, хотя ни забавного, ни смешного не было рядом, – была серая, унылая толпа, способная вызвать лишь раздражение. – Господа, я передумала… Мы не расстанемся у машины. Нас ждет столик в ресторане… И, пожалуйста, без кислых мин, или вы способны оставить даму одну в такую минуту?
Она взяла спутников под руки и решительно застучала своими легкими туфельками по ступеням лестницы.
В гостинице «Дунай» Берг потребовал ключ от номера господина военного министра. Ключ и обязательство молчать.
– В течение часа никто не должен стучаться в дверь! Вы меня поняли? – сурово предупредил он дежурного по отелю.
– Да, господин оберштурмфюрер! Если бы даже я не понял, вы вполне могли рассчитывать на мой опыт: не первый раз требуют ключи от номеров…
– Тем более… Но, надеюсь, не от этого номера?
– Разумеется. Гауптман только вчера вселился… Вам не нужна помощь?
– Нет, благодарю… Достаточно ключа и спокойствия…
Он поднялся наверх и отпер дверь номера.
Комната была прибрана и проветрена, мебель расставлена по своим местам – никакого намека на недавнее пребывание здесь гостя. Лишь на столе лежало несколько иллюстрированных журналов с фотографиями солдат на обложках, не свежих журналов, но и не особенно старых – двухмесячной и трехмесячной давности. Они были сложены аккуратной стопкой, видимо, горничная и тут проявила свою заботу о порядке, – так гости не держат чтиво.