Берлинское кольцо

На втором допросе присутствовал «юрист» Макклур. Он ничего не спрашивал, только покачивал головой, выражая этим свое огорчение. Почему слова Ольшера вызывали огорчение, понять было трудно Возможно, не слова, а сам гауптштурмфюрер не нравился Макклуру. Позже Ольшер узнал, что Макклур всю войну занимался ловлей осведомителей из числа офицеров СС и СД и кое-что ему в этом направлении удалось сделать. Штурмбанфюрер СС Вильгельм Хёттль в 1944 году продал американскому разведывательному бюро в Европе секретные сведения IV отдела РСХА и, в частности, о начальнике секции этого отдела оберштурмбанфюрере Адольфе Эйхмане. Сам Хёттль был референтом одного из важнейших управлений службы безопасности, работавшего на заграницу, и знал немецкую агентуру на Балканах. Как это ни удивительно было для Ольшера, управление стратегических служб США, оказывается, уже с 1943 года установило тесный контакт с Главным управлением имперской безопасности, и контакты эти поддерживались агентами, базировавшимися в Швейцарии. А он, начальник «Тюркостштелле», зарывшийся в делах тюркских эмигрантов, ничего, ничего абсолютно не знал, считал себя прозорливым и дальновидным человеком, затеял игру с английскими агентами. Не туда, не туда смотрел гауптштурмфюрер, не в том направлении действовал.

— Вы, немцы, потеряли чутье, — сказал в конце допроса Макклур. Сказал в надежде, что Ольшеру это переведут.

Он так к остался недовольным и огорченным и покачал головой, когда подследственного увели.

«Не нужен, — понял Ольшер. — Я им не нужен все-таки!»

«Нет, отчего же…» Какую-то пользу, видимо, американцы извлекли из показаний гауптштурмфюрера. И еще способны извлечь. Эта мысль укрепилась в Ольшере, когда появился «виллис» уже для него. Весной 1946 года бывшего начальника «Тюркостштелле» перевели в лагерь Дармштадт. Здесь находились эсэсовцы разных мастей и чинов в ожидании суда или пересмотра своего дела. Американцы завели новый порядок — пересматривать приговора. Кое-кто уже покинул лагерь и определился как частное лицо, отбывшее наказание, многих просто реабилитировали. Ольшер почувствовал себя увереннее и даже повеселел. Во всяком случае, прежней безысходности не было и отчаяния тоже. Он перестал бояться газет с отчетами о процессах, кое-что ему казалось справедливым в приговорах трибунала. «Виноваты, виноваты, — мысленно осуждал он фюреров СС. — Потеряли чутье… Мы, немцы, потеряли чутье».

И все же в конце 1946 года Ольшера судили и приговорили к пяти годам тюрьмы. Двадцать месяцев вычли — он просидел в лагере двадцать месяцев, — осталось всего три с хвостиком года.

Гауптштурмфюрер приуныл. Но не надолго. Предполагался пересмотр его дела, не сразу, естественно, а через пять-шесть месяцев. Тюрьма отпала. Он остался в Дармштадте до повторного процесса. А его собратья по управлению СС один за одним покидали лагерь. В сорок восьмом году отсюда исчез Скорцени, доверенное лицо и последний обладатель всех тайн службы безопасности. Тайны были схоронены где-то в австрийских Альпах, в труднодоступных районах Штайера. Попросту Отто Скорцени бежал с помощью тех же американцев.

«Тайны! Тайны — они нужны. С ними свобода и благополучие, — терзался мыслью Ольшер. — Даже главные фюреры покидают Дармштадт, если у них за пазухой секрет государственного значения — «Гехейме рейхзахе!» А где этот секрет начальника «Тюркостштелле»? Где?»

«О, проклятие! — стонал Ольшер. — Нужно же было отдать документы двойнику Исламбека. Свое будущее отдать. Сейчас я не дышал бы лагерной вонью, не ходил бы на проверки и не хлебал пойло из американских консервов. Меня ждали бы отели Испании или Швейцарии. Отели Америки! Да, да, почему бы не Америки. Тайна слишком ценна. И стоимость ее растет с каждым днем, как удачливые акции на бирже. Снова газеты шумят о войне. Новой войне. А резервы наступления уже готовы. Они законсервированы до первого сигнала. «Сеть вторжения! Что лучшее придумаешь для такой операции! Нет, в управлении шпионажа и диверсий сидели не простачки. Они думали о завтрашнем дне. Простачком оказался Ольшер, он выпустил из рук собственное счастье…»

«Нет, отчего же…» Надо надеяться, надо ждать. К этому прибавилось — надо искать. Прибавилось, когда Ольшер, наконец, покинул Дармштадт и поселился в Аахене.

Ему не дали пенсию, как другим нацистам, не оплатили стоимость погибшего во время войны имущества, но предоставили должность в агентстве одной из торговых фирм. Причем бывшему начальнику «Тюркостштелле» не понадобились рекомендации. «Мы вас знаем, и мы вам верим, доктор, и надеемся, что нам не придется испытывать горечь разочарования, — сказал президент фирмы, пожимая Рейнгольду Ольшеру руку. — С богом, милый гауптман!» Ему хотелось сказать — гауптштурмфюрер, но фюреры были уже не модны в Германии и к тому же в кабинете находилась секретарша, а черт знает, какие мысли гнездятся в голове юной фрейлейн?»