Берлиоз

Знаменитый критик Фетис выразился так: «Этот молодой музыкант инстинктивно движим по новому пути… „Фантастическая симфония“ — сочинение совершенно необычайное. Дух новых веяний проявляется в нем с наибольшей очевидностью, а две части („Бал“ и „Шествие на казнь“) говорят о самом богатом воображении. Наконец, в симфонии ощущается выраженная индивидуальность, стоящая вне обычных форм искусства…»

Скупой на похвалы Шуман, тоже композитор и музыкальный критик, заявил: «Невозможно абсолютно ничего добавить или зачеркнуть, не отняв у мысли ее остроту и энергию, не повредив ее силе»[43].

Лист, присутствовавший на первом исполнении, не мог скрыть своего восхищения. Силой он увел Гектора с собой обедать, чтобы провести несколько часов с этим околдовавшим его волшебником[44].

XI

Успех всегда приносит друзей.

После триумфа «Фантастической» госпоже Мок, как и Камилле, «операция Берлиоз» показалась более заманчивой. Всякие «в конце концов» и «почему бы и нет?»… ознаменовали начало стратегического отступления дуэньи, которая под конец заявила, что Гектор с его неиссякаемой волей бесспорно достигнет славы. Эта святая особа с важностью изрекла: «Слава — неистощимая жила для тех, кто умеет ее разрабатывать».

Миг сосредоточенного молчания, а затем мысли, высказанные вслух:

— Впрочем, помолвку расторгнуть легче, чем женитьбу.

— Ну разумеется, — пробормотала Камилла, чтобы успокоить свою матушку или убедить самое себя.

И с того дня, опережая события, госпожа Мок стала называть Гектора «мой дорогой зять», а Камилла, пораженная шабашем «Фантастической» (Гектор скромно говорил: «задыхаясь от восхищения»), начала обращаться к нему «мой дорогой Люцифер», «мой прекрасный Сатана». Атмосфера непринужденности и умиления.

Мораль: «Фантастическая», вдохновленная одной только Офелией, послужила для завоевания Камиллы.

XII

Быстро летели пленительные часы. Миг отъезда влюбленного Гектора был все ближе и ближе.

Расстаться с Камиллой, расстаться до пасхи будущего года! Ведь Гектор должен был прожить в Риме по крайней мере один долгий год. Какая сердечная рана! Останутся ли кристальная душа и любящее сердце Камиллы (как считал ее романтичный жених) такими же благородными, такими же чистыми?

Впервые у Гектора возникают сомнения. Впрочем, он спокоен, он твердо уверен в себе и в ней.

После долгих хлопот, так и не добившись разрешения остаться в Париже, сохранив за собой стипендию, Гектор вынужден был покориться. Итак, он отправится в Италию.

Дни романтических вздыханий, наслаждение страданием, слезы близкой разлуки, и вот

29 декабря

взволнованный и сумрачный композитор покидает столицу.

— До свидания, до свидания, Париж, я вернусь, чтобы покорить тебя! — И, словно сердце, вырванное из груди, он протянул Камилле свою медаль, которая символизировала его волю к успеху и неуемное стремление взломать дверь, слишком долго не открывающуюся, он протянул ей свою золотую медаль, выданную Институтом.

Куда же держит он путь?

Сначала в Кот, чтобы отпраздновать свой успех под восторженные крики земляков.

Часть вторая 1831-1840

На свете есть лишь два средства преуспеть — величие и сила.

Гектор Берлиоз, 1831.

1831

I

3 января

Гектор приезжает в Кот.

Грандиозная встреча. Весь городок ликует.

Званые обеды во многих домах. Речи:

«…Кот испытывает законную гордость, принимая на родной земле самого славного из всех своих сынов… Завтра вся Франция, а может быть, и весь мир…»

Какой-нибудь ветеран, не искушенный в красноречии, произносит корявые фразы и подчас в конце торжественного выступления смахивает слезу, навернувшуюся от трепета перед величием гостя.

Доктор Берлиоз горько упрекал себя за то, что мог усомниться хоть на миг в гениальности своего чада, а сам герой с благоговением прикладывался к золотому обручальному кольцу на своем пальце.

Снег, снег… Природа погружена в сон под своей королевской мантией. Воет леденящий ветер. Но сердце Гектора — огнедышащий вулкан.

Проклятая разлука!

«Пусть вся Европа, — писал он, — обессилеет от яростных воплей, пусть наступит конец мира, пусть сгорит Париж, лишь бы мне остаться в Париже и, держа ее в объятиях, вместе с ней извиваться в пламени!» Вот это страсть!

О ком же говорит он с таким жаром?

Разумеется, о Камилле. Кому?

Гиллеру, которого он заменил возле этой красотки. Великолепно!

Гиллер был не по годам мудр. Оказавшись отвергнутым, он отрекся от своих прав, убежденный, что сам ход событий отомстит за него.

Он наблюдал за этой идиллией с таким милым интересом, что еще немного — и роли бы переменились: он вызвался бы стать «любовным гонцом». Он явно собирался нанести удар, и не без его влияния Камилла охладела к Гектору, а затем и изменила ему. В Гекторе же Гиллер возбудил тревогу, а вскоре яростный гнев — и комичный и опасный. Реванш был взят.

Вот два письма Гектора «своему парижскому оку» — Гиллеру, который с наслаждением выискивал факты и, смакуя, хладнокровно сообщал их другу.