Берлускони, совсем измотанный после такой массированной атаки на него, пытался сохранить хотя бы остатки достоинства. Он повторял, что Италия и так уже согласилась с планом Европейской комиссии о внедрении целого ряда реформ. Он обещал, что его кабинет быстро одобрит все необходимые решения. Он даже сказал, что готов работать с МВФ над совместным мониторингом программы Европейской комиссии, но ни в коем случае он не станет просить о займе в 80 миллиардов евро, который будет выглядеть как помощь. Это только напугает рынки, а главное, взяв эти деньги, Италия лишится суверенитета.
“Когда мне предложили взять кредит у МВФ, я очень твердо сказал, что понятия не имею, о чем идет речь. Сказал, что мы не нуждаемся в помощи, – словом, «Спасибо, не надо!» – вспоминает Берлускони. – Все это кончилось бы колонизацией Италии. Нам, суверенной стране, просто навязали бы тройку кредиторов [МВФ, ЕЦБ и ЕК], как уже случилось с Грецией. В общем, я ответил очень твердым отказом”.
Но Саркози тоже не сдавался.
“Саркози изо всех сил давил на Берлускони, а когда Саркози на кого-нибудь давит, он не просто давит – он прет напролом!” – рассказывал Баррозу.
Тем временем, поскольку всеобщее внимание сосредоточилось на Италии, испанский премьер-министр старался держаться тише воды ниже травы. “А Сапатеро даже рта не раскрывал, – говорит Баррозу. – Ни единого слова не произнес”.
Во время своего выступления Саркози то и дело посматривал на Кристин Лагард, которая, едва прибыв в Канны, с ходу объявила: “Италия вышла из доверия”. По воспоминаниям Баррозу, Лагард и здесь, прямо перед Сильвио Берлускони, повторяла свою смертоубийственную оценку.
“Кристин Лагард была беспощадна. Она сказала, что никто больше не доверяет Италии”, – вспоминает Баррозу. Зато она разглагольствовала о том, как все будет чудесно, если Италия попросит у МВФ предварительную финансовую помощь, и уверяла, что это сразу же успокоит рынки.
Баррозу вспоминает, что и он сам, и председатель Европейского совета Херман ван Ромпей предупреждали на том утреннем заседании 3 ноября, что план МВФ о предоставлении Италии кредита в 80 миллиардов евро вызовет совсем не ту реакцию, о которой говорили лидеры двух стран, а ровно противоположную. А именно, для финансовых рынков такая новость сработает как сигнал тревоги, а вовсе не успокоит их. Поскольку у Италии и так имелось долгов на 2 триллиона долларов, выделение ей каких-то 80 миллиардов евро будет просто каплей в море, пояснял Баррозу.
Сапатеро, набравший в рот воды и буквально загипнотизированный драмой, которая разворачивалась у него на глазах, с облегчением понял, что на Испанию сейчас никто набрасываться не собирается. Позже в тот же день он пил кофе с итальянским министром финансов Джулио Тремонти и рассказал ему о том, какой жесткий прессинг устроили Берлускони лидеры Франции и Германии, вынуждая его взять кредит у МВФ.
“У нас был перерыв. И наши две команды, итальянская и испанская, вместе с дипработниками, с помощниками, – мы все вместе пили кофе в кафе. Берлускони с нами не было. Но я помню, как Тремонти сказал: «Я знаю более красивые способы покончить с собой, чем попросить о помощи МВФ». Наверное, в тот день он повторил эту самую фразу раз двадцать – с типично итальянским юмором. Он был человек умный и тонкий”.
После того утреннего заседания внимание участников саммита снова переключилось на греческий кризис и на всеобщие опасения – как отреагируют рынки на итоги саммита. Саркози был, пожалуй, слишком зациклен на финансовых рынках и на СМИ, но для крупнейших мировых лидеров это не было чем-то необычным.
“Публика всегда видит лидеров, которые все решают, со стороны. Но когда ты внутри этой кухни, ты видишь, как все происходит на самом деле, – задумчиво говорит Сапатеро, размышляя о бункерном менталитете, который преобладал в тот день во Дворце фестивалей в Каннах, и вообще о поведении премьер-министров и президентов, вознесенных на вершину мировой власти. – Да, лидеры принимают решения, – продолжает бывший премьер-министр Испании, – но они всегда действуют с оглядкой на то, что напишут в
В тот вечер, пока давление на Берлускони возрастало, а кризис евро продолжал бушевать, после официального ужина для представителей “Большой двадцатки” собралась еще одна встреча на высшем уровне. Позже Баррозу назовет тот вечер “кратким курсом европейской политики для Барака Обамы”.