Берлускони назвал это письмо началом переворота, затеянного против его правительства. Было ясно как день, что нынешний и будущий главы ЕЦБ, по сути, диктуют детально разработанный план экономической политики премьер-министру Италии. Посыл был прозрачен: делай, как мы велим, иначе Европейский центробанк перестанет покупать итальянские казначейские обязательства и цена кредитов для вашей страны пойдет вверх. Вот какой звериный оскал капитализма все увидели, когда разразился долговой кризис и застиг врасплох европейский континент. На фондовой бирже наблюдалось падение, еврозона погружалась в хаос. Похоже, европейские лидеры еще не видели необходимости в неотложных мерах, несмотря на панику на рынках. Призывы создать большой денежный резерв звучали напрасно – в прижимистом Берлине их как будто никто не слышал. Ангела Меркель была крупнейшим сторонником жесткого курса и твердо противилась идее увеличивать фонды для спасения Европы. Саркози пытался убедить ее в том, что фонды ЕЦБ следует использовать для борьбы с кризисом суверенного долга еврозоны, приобретавшего огромные масштабы. Но она даже слышать не желала об этом. К делу подключился Белый дом, обеспокоенный тем, что Европа почти бездействует. Европейцы ошибочно сочли, что у них хватает денег, чтобы справиться с кризисом в Греции, но кризис только обострялся. Чиновники проводили бесконечные заседания, но Меркель упорно продолжала твердить об одном – о необходимости строгой экономии. Для Греции нашлось частичное решение проблемы, но факт оставался фактом: Греция фактически сделалась банкротом, но Европа не хотела объявлять об этом официально, иначе пришлось бы просто списать сотни миллиардов долларов греческого долга. Меркель хотела защитить немецкие банки, которые выступали крупными кредиторами Греции, и спасти евро, а заодно преподать Греции урок. Пускай в европейской кубышке и оставалось достаточно, чтобы ссудить деньгами и Грецию, и небольшие страны вроде Португалии и Ирландии, но не было никакой гарантии от потерь, если вдруг что-то пойдет не так в Италии и Испании. Бескомпромиссность Меркель и сбивчивая, меняющаяся по ходу дела политика Саркози практически парализовали еврозону – причем в самый разгар финансового кризиса. Все это уже сейчас ясно говорило о том, что евро, единая валюта Европы, плохо подходит южноевропейским странам с их более слабой экономикой.
На фоне обострения долгового кризиса в то лето председатель Европейской комиссии, бодрый бывший премьер-министр Португалии Жозе Мануэл Баррозу, публично выразил озабоченность тем, что лидерам Европы не удается справиться с кризисом суверенного долга и помешать ему расползтись дальше. Такое заявление не способствовало разрешению кризиса, зато ясно давало понять, что у многих в Европе вызывает досаду взятая Меркель линия на меры жесткой экономии. Саркози, у которого и без того хватало проблем из-за слабеющей экономики Франции, при любом удобном случае был рад выступать верным партнером Меркель. Как-никак он играл роль второй скрипки в этом партнерстве. Приверженность Меркель курсу жесткой экономии и позиция суровой учительницы, которую она заняла по отношению к Греции, в итоге приведут лишь к обострению кризиса евро и обрекут Европу на долгие годы неуверенности и более глубоких политических разногласий из-за болезненной задолженности Греции.
16 августа Меркель встретилась с Саркози в Париже на очередном заседании по поводу кризиса евро. На этот раз встреча была двусторонней, и в течение двух часов они беседовали в Елисейском дворце с глазу на глаз. Мировые финансовые рынки замерли в надежде на то, что Меркель с Саркози наконец-то согласятся на выделение более крупного займа для спасения еврозоны. Но эти надежды не оправдались.
Меркель, горевшая какой-то прусской верой в эффективность строгой дисциплины, отказывалась даже думать о том, чтобы увеличить фонд срочной помощи. Биржевые игроки отреагировали на эту новость раздражением, и рынки снова рухнули, когда Меркель и Саркози вышли со своего совещания. Они говорили всякие правильные слова об “абсолютной готовности защищать евро”, однако отказывались поддерживать подорванную валюту при помощи серьезных финансовых ресурсов.
Стало совершенно ясно: надвигается буря, а Европа выпускает из рук руль.