Бермудский артефакт

Остановившись и подавив дыхание, он прислушался. В тридцати шагах от него, справа, слышались хорошо знакомые ему звуки. Так урчал, собираясь на него напасть, зверь.

Левша что-то прокричал и бросился туда, где по-прежнему жил его страх.

Берта пришла в себя, ее тошнило, и она попробовала сжать пальцы в кулак.

Получилось…

Что теперь будет? Она слышала над собой влажное дыхание. Что с ней теперь будет? Она просто боялась умереть. Не имея понятия, что такое смерть, Берта боялась умереть.

И вдруг она услышала шаги. Девочке сначала показалось, что это кто-то прошел по улице, рядом с ее головой, но потом она поняла, что ошиблась. Какая здесь может быть улица? Кто-то быстро шел через лес. Совсем рядом, шагах, быть может, в пятидесяти…

Сжав кулак сильнее, она развернулась и изо всех сил ударила себе за спину, туда, где слышалось отвратительное сопение…

Озлобленный рык был ей ответом, и она почувствовала острую боль в спине. И услышала голос, показавшийся ей сейчас ближе, чем голос Дженни, окажись та рядом…

– Берта!

Левша! Берте захотелось заплакать от счастья… И она тут же почувствовала грязную, дурно пахнущую ладонь на своем рту. Превозмогая отвращение, она вцепилась в мизинец этой руки своими зубками.

Она знала, что Левша за ней придет! Он не побоится ничего!

Сейчас перед ней встала страшная по своей сути проблема. Если закричать, то это может взбесить тварь, и тогда пощады не будет. Но будет ли шанс выжить, если она промолчит?.. А еще… А еще, не предупреди она Левшу, тварь бросится на него и убьет человека, который пришел ее спасти.

– Левша!.. – до рези в горле закричала Берта. – Он здесь!..

Тварь вскочила на ноги, и в то же мгновение Берте показалось, как воздух над нею засвистел. Словно кто-то широко и резко махнул тонким, длинным предметом…

А потом она слышала, как с животным рычанием в непроглядной темноте схватились двое. Она слышала удары и вздрагивала при каждом из них, прижимаясь плечом к шершавой коре пальмы. Дерущиеся не произносили ни слова, но девочка легко распознавала свой рык и чужой. Тела сплетались в борьбе, сыпались удары, враги расходились в стороны и снова сходились. Казалось, этому не будет конца. Девочка не выдержала и заплакала вслух, навзрыд. Истерика, копившаяся в ней все эти минуты и закрытая до поры на замок, вырвалась наружу. Она не могла больше терпеть. Ей хотелось кричать и визжать, разрывая воздух детским фальцетом. И она делала это.

Она кричала так, что Левша временами переставал слышать врага. Впервые со звоном сойдясь, их ножи разлетелись и затерялись в траве. Искать их было глупостью. И теперь в выигрыше был тот, кто первым находил противника по его дыханию или переступанию ног.

Удивительно, но лишь Берта издала первый крик, Левша почувствовал прилив сил. Резь от старых и недавних ран притупилась, выплеснувшийся адреналин словно превратился в бальзам, успокоивший боль. Если бы он видел сейчас горло врага, он вгрызся бы в него зубами. Но Левша не видел ничего. Взревев как тигр, он бросил свое тяжелое тело наудачу, вперед, и чуть не закричал от радости, когда почувствовал в руках чью-то шею.

– Сдохни, тварь!.. – цедил он сквозь стиснутые зубы, сдавливая железной хваткой начавшее агонизировать горло. Тело врага еще безвольно висело, зацепившись одной рукой за ветку дерева, другой за горло Левши, но его кадык дергался вниз-вверх, пытаясь найти положение, при котором можно будет запустить внутрь глоток воздуха.

Отвращение от этих судорожных сокращений окатило Левшу, словно ведро теплых помоев. Сжав из последних сил горло противника, он вместе с ним стал падать на землю. Последнее, что услышал он, было имя его…

– Левша! – кричала Берта. – Левша! Левша!

Истерика сменилась ступором. Девочка твердила одно и то же, глотая слезы и напрягаясь всем телом.

– Левша… Левша…

Берта продолжала повторять это имя, пока к дереву, с которым она, казалось, срослась, не приблизились двое. Одного из них она знала. Второй, вооруженный автоматом, был знаком ей мало. Берта лишь слышала, что зовут его Артуром. Освещая место перед собой зажигалкой и разглядывая округлившимися от ужаса глазами маленькую девочку и два безжизненных, окровавленных тела перед ней, Макаров прохрипел:

– Боже правый!.. Что здесь произошло?..

Скинув с себя уже почти превратившуюся в лохмотья рубашку, он накинул ее на плечи Берты и поднял ее с земли.

– Кто-нибудь объяснит мне, что делает здесь эта девочка? – спросил он, не адресуясь ни к кому конкретно.

И вдруг пошел дождь.

Сначала робко – трогающий, сомневающийся, просящий разрешения, словно девственник перед навязанным ему приятелями свиданием. Потом, сообразив, что к нему относятся с тем же смирением, что и к клиенту, зачастил навязчиво и пошло. И было что-то скабрезное в этом перестуке в престарелых листьях и учащающемся скрипе ветвей… Под звуки эти уже насквозь промокшая девочка прижималась к груди Макарова и, водя губами по его могучей груди, просила отнести ее к Дженни…