Бермудский треугольник

– Значит, я тебя раздражаю. Значит, ты просто меня не любишь, милый мой внук, стало быть, настоящего наследника у меня нет, – проговорил Демидов и, горестно соглашаясь с самим собою, покивал, покрутил головой и неожиданно из его смеженных век выжались и покатились маленькие капли, застревая в седеющих усах. – Значит, так. Значит, так. Значит, и ты, Брут…

– Дедушка…

– Ах, старая перечница, – прохрипел Демидов, – допился до пьяных слез…

Он дернулся назад, выпрямляясь у стола, резко потянул носом и, запахивая халат, заходил по комнате. Сквозь влагу в глазах он искоса и грозно взглядывал из-под бровей на Андрея и не говорил ни слова. Андрей тоже молчал.

– Иди к себе, – наконец выговорил Демидов. – Я хочу побыть один.

– Дедушка, прошу тебя, не пей больше, – осторожно попросил Андрей и вышел.

Странный звук, напоминающий хриплый кашель, донесся из-за двери и мгновенно задавленно смолк. Андрей лег навзничь на диван, испытывая чувство жалости, вины и бессилия.

ГЛАВА ПЯТАЯ

– Если я не ошибаюсь, господин Демидов Андрей Сергеевич, вы высказываете желание обрести место у нас в еженедельнике. Имеете ли представление о тенденции нашего издания, о его идее? Либо – зашли наугад в поисках земли обетованной?

У главного редактора выделялись благородные мешки под глазами, чувственный рот цвета свежей семги был подвижен, причмокивал, глаза с поволокой бродили по страницам какого-то журнала, излучающего глянцевые фотографии высоконогих красавиц, облитых пляжными костюмами. В его чутких, женственных пальцах дымилась сигарета. Он вкусно сжимал губы сердечком, затягивался, одновременно со скучным, мнилось, безразличием листал журнал и взглянул на Андрея рассеянно, когда он вошел, пропущенный пахнущей приторными духами секретаршей.

– Следовательно, содержание нашего еженедельника вам известно, если вы держали его в руках, – продолжал главный редактор, плавно стряхивая пепел с сигареты, по-прежнему будто не видя Андрея. – И вы регулярно.следите за нашим изданием… э-э… молодой человек?

– Мое имя-отчество – Андрей Сергеевич, – напомнил Андрей, начиная раздражаться. – Нерегулярно. Держал его в руках раза два.

– Н-да, весьма часто. Очень часто. Наше направление – быт, семья, комфорт, мода, секс и, если хотите, проблемы сексуального меньшинства. И что же вам у нас нравится? И что не приемлете? – спросил без интереса главный редактор. И не дожидаясь ответа, заговорил: – Я читал парочку ваших статей, недурственно, зажигательно, что называется, позыв кричать «караул, убивают!», но кого убивают и кого грабят – здесь у вас – смешение акцентов, политическая путаница, где хочется сказать:

«Ночь – это изгнание дня».

Он откинулся в кресле, возвел взор к матовому плафону на потолке, и всей вольной позой своей, аристократически поставленными переливами своего натренированного голоса, бросающимся в глаза ярчайшим галстуком, светло-синим костюмом, расстегнутым с небрежностью, он не скрывал барственного довольства положением главного редактора.

Андрей сказал, придерживаясь необходимой вежливости:

– Что касается политической путаницы, то я не хотел бы говорить о политике. И не хотел бы объяснять, что мне нравится и не нравится в вашем еженедельнике. Если я буду работать у вас, тогда вы сможете судить, что вам не нравится в моих публикациях.

– Наш еженедельник – для богатых. Удовольствия и комфорт не избавляют людей от психической депрессии, срывов и каждодневной тоски. Мы развлекаем.

– Я знаю, что ваша газета для богатых.

– Весьма и весьма. Эрго – вам многое у нас не нравится, – прозвучал шелковым переливом голос главного редактора, а туманный взор его, направленный в высоту потолка, принялся выискивать там нечто остроумно-забавное.

– Мне не все нравится, – ответил Андрей. – Еженедельник очень пестрый.

– Н-да, весьма трогательное признание. Вас… э-э… Сергей… то есть Андрей Сергеевич, уволили из газеты, по всей видимости, потому что ваши материалы не вполне удовлетворяли вашего шефа? Вы, как мне думается, человек крайних убеждений… идей советского изобретения? – заметил главный редактор, все также общаясь с потолком и постукивая пальцами о пальцы.

В это время нежно зазвонил телефон. Главный редактор не изменил позы в кресле, скучающе протянул руку к аппарату, послушал, сказал:

– Дайте мне этого, который Васьков… Впрочем, пусть зайдет в конце дня.

– Сотрудники были распущены, газета закрыта, – проговорил Андрей, переждав телефонный разговор. – Я ушел раньше, по собственному желанию. Не понял вас, что значит «крайних убеждений» и «советского изобретения»?