Главный источник, обнажающий связь «Вотан-Один — конь — нисхождение в преисподнюю», — это сага о Хадинге, содержащаяся во второй части первой книги «Деяния данов» Саксона Грамматика.
Хадинг, древний датский король, терпит поражение в битве. Его спасает Один, являющийся в виде кривого (одноглазого) старика, и увозит на волшебном коне. Один дает королю отведать зелья, выпив которое тот, ведомый женщиной, посещает царство мертвых, где присутствует при непрекращающихся сражениях, в которых участвуют герои, павшие на поле брани. Согласно другим вариантам сказания, Один сам, оседлав коня, спускается в Гель (Хель)[33]. Там он заставляет прорицательницу предсказать будущее Бальдра[34].
Ритуальная отчетливость всей этой сцены некромантии — искусства оживления мертвых — доселе производит сильное впечатление. Оракул начинает вещать под действием песнопений Одина, как «отца волшебных чар». Мифы, выстроенные вокруг темы загробного путешествия и волшебного коня, имеют характерный азиатский (преимущественно — индоиранский) привкус. Можно предположить, что среди северных германцев эти мивы получили распространение, а затем дошли до нас в момент наибольшего и широкого проникновения культа Одина и рунического искусства в Скандинавию (согласно «Младшей Эдде» Снорри Стурлуссона сам Один и члены его «дружины» — асы — пришли на Север Европы из «страны асов» — Асаланда, Асии, то есть — Азии). Руны ведь не только (и не столько) письмена. Руны — магическое заклинание, «песнопения» (лат.: carmina). Руны обладают волшебной силой. Религия Одина, руническая мудрость, древняя магическая поэзия — вот три ипостаси одной и той же культуры. Конь неразрывно связан с ней. Он самый дорогой друг и верный товарищ во время охоты, войны. Он — верный товарищ и в царстве мертвых. Так от лошадей, содержавшихся в священных рощах, которые неприкосновенны и «белоснежны», по ржанию которых германцы совершали свои гадания — ауспиции, перебрасывается мостик тоже к белым лошадям, на которых валькирии переносят павших в бою героев в Вальхаллу, «пристанище избранных», павших в бою воинов. Княжеский конь, следуя за своим хозяином, становится его товарищем. С ним он делит радость вечного сражения и вечного пиршества. Тех, кто умер не в бою, с мечом в руке, призывая имя Одина, а «содоменной смертью», «как корова в хлеву на подстилке», от болезней или от старости, вместо Вальяскьяльвы ждал тоскливый, мрачный, безысходный Гельгейм (Хельхейм), где не слышно звуков веселых песен, не пенится хмельное пиво, не звенят струны арф и оружие.
Конь пылает в погребальном костре благородного германца. Впоследствии, когда на смену кремации (трупосожжению) приходит предание тела земле, конь опускается в могилу германского короля вместе с мертвым телом того, кто при жизни был его хозяином и господином). Если нет коня, его заменяет сбруя либо изображение, например наплечная застежка-фибула, очень похожая на ожерелья, распространенные в так называемой культуре Великой Степи.
Как и во времена Корнелия Тацита, владеть конем у германцев означало принадлежать к более высокому социальному рангу. Количество религиозных смыслов, связанных с конем, возрастало.
Изучение предметов, использовавшихся в погребальном обряде германцев, убеждает нас в том, что постепенно они немало заимствовали у народов Степи, главным образом путем ассимилирования погребального ритуала, например у скифо-сарматов. Затем сходство постепенно ослабевает, хотя, как представляется, не без сопротивления и не без сохранения некоторых элементов подражания, не исчезнувших даже с наступлением христианской эпохи.
До утверждения готской гегемонии в культуре германский погребальный обряд был достаточно прост. Главное заключалось в том, чтобы избежать умаления ранга покойного. Захоронения представителей благородного сословия (кремация применяется все реже), как правило, устраивают в каком-нибудь уединенном месте. Снаряжение покойника не так уж и богато. Чаще всего это конская упряжь, иногда вместе с оружием. Появление готов с середины III в. п. Р. X. в корне изменяет ситуацию. Могильники германских вождей все более напоминают гробницы героев гомеровского времени либо захоронения скифских царей, которые описал Геродот. Коню в погребальных обрядах отводится все более почетное место.
После принятия готами и другими германцами христианства животные в захоронения попадают реже. Но в погребальных обрядах с большей терпимостью относятся на протяжении весьма продолжительного времени к конскому снаряжению и оружию воина-всадника. Вероятно, конская упряжь — знак, заменяющий самое животное. Аналогичную роль играют, по-видимому, изображения лошади, в основном фибулы (застежки для скрепления плаща-накидки, надеваемого поверх доспехов, или другой верхней одежды на плече). Так или иначе, они в ходу у всех германцев: у готов, лангобардов, аламаннов, франков. На щитах франков обычно встречается изображение коня.