Берта Исла

Во время второго визита Тупры я “пала”, как это обычно называлось в стародавних романах, но только когда речь шла о женщинах. И тут не было ничего удивительного и ничего особенного: почти полтора года в моей жизни не было ни одного мужчины, с 4 апреля 1982 года, а теперь шел уже ноябрь 1983-го, то есть срок можно было считать слишком долгим: некоторым людям трудно обходиться без человеческого тепла рядом, а другим ничего такого не надо, они спокойно обходятся и без него. Тупра с первого взгляда показался мне довольно привлекательным типом, несмотря на претенциозный костюм и что-то отталкивающее во всем его облике, хотя бывает и так: то, что поначалу отталкивает, потом, наоборот, притягивает, стоит лишь получше присмотреться, а уже приняв определенное решение, легко изменить свою оценку. Я еще в первую нашу встречу почувствовала бессознательное влечение к нему, несмотря на горе и отчаяние, несмотря на то, что под конец дала волю слезам, несмотря на помраченное сознание, несмотря на ступор и душевные муки, ведь известно, что чем сильнее ступор и душевные муки, чем сильнее отчаяние и чувство беззащитности, тем слабее действуют наши защитные механизмы, о чем хорошо известно профессиональным соблазнителям, которые спешат воспользоваться подобными ситуациями.

Частые отъезды Томаса, естественно, не проходили для меня бесследно, смиряться с ними мне становилось с каждым разом все труднее, обиды копились, и мне, признаюсь, не всегда удавалось держать их в должных рамках. Нынешняя разлука, судя по всему, была окончательной, по крайней мере бессрочной. Да и о чем тут говорить, если Томас никогда не узнает о том, что случилось между мной и Тупрой? В первый свой визит он обнял меня за шею и положил руку на плечо, чтобы утешить, и я была ему благодарна, потом я почувствовала его запах, то есть установилась некая связь, а это всегда равноценно первому шагу, хотя кажется, будто ничего особенного не произошло, нет и намека на нечто большее, а речь идет лишь о желании утешить и поддержать.

Зато наша близость в то единственное утро вроде как давала мне право впредь не ждать пассивно, а время от времени звонить Тупре в Лондон и узнавать, нет ли каких новостей про Томаса, даже если там они кажутся “недостаточными”, чтобы делиться ими со мной. Тупра, когда я заставала его (мне не всегда это удавалось с первого раза, он много разъезжал, а у меня имелся лишь номер его домашнего телефона), говорил со мной вежливо, но с легким нетерпением – оно улавливалось по тону его ответов, все более сдержанному, все более усталому. Тупра обращался со мной как с человеком, у которого случайно оказался в должниках, и долг носил нематериальный характер, то есть был долгом совести: он проявлял расположение и заботу, но только не доверие, как не было заметно и желания вновь со мной увидеться или повторить наш постельный опыт. А я, наверное, поехала бы в Лондон – наверняка поехала бы, – если бы он мне это предложил. Однако Тупра, судя по всему, был из числа мужчин, которым хватает одного раза (добившись своего, они делают в памяти зарубку и теряют всякий интерес к продолжению), и хотя не сожалеют о случившемся и не изгоняют его из памяти, все же стараются, чтобы это не давало кому-то права на просьбы об одолжении или услуге. В Мадриде я спросила, женат ли он, но мой вопрос повис в воздухе, поэтому я простодушно решила, что да, женат. Хотя некоторые мужчины врут, что они женаты, чтобы потом случайная любовница не докучала им.

– Нет, Берта, никаких новостей, абсолютно никаких. Если бы что-то появилось, я бы тебе позвонил. Его словно земля проглотила, а из земли не вытянешь ни слова. Мы по-прежнему не знаем, что с ним произошло.

И тогда я обязательно задавала следующие вопросы:

– О чем это говорит? О том, что он умер, или о том, что жив? А если он мертв, его что, убили? И смерть была мучительной? Ты по-прежнему не можешь мне сказать, где он находился? Прошло много времени, и я хотела бы знать хотя бы одно – какая именно земля его проглотила. Пришлось ему страдать или нет.

А он отвечал примерно одинаково, хотя и с некоторыми вариантами: