Берта Исла

– Чем больше проходит времени, тем больше вероятность, что его нет в живых, не стану тебя обманывать. Но коль скоро мы ничего не знаем, он мог попасть в автокатастрофу, или у него случился инфаркт – и это тоже нельзя исключать. И я не могу тебе пока сообщить, где он пропал. Кроме того, у нас нет на этот счет полной информации. Томас переезжал с места на место, и мы не всегда знали точные даты переездов, по крайней мере не знали заранее. Это зависело от многого. Так вот, если пройдет еще несколько месяцев без каких бы то ни было новостей о нем, мы объявим официальную версию, чтобы можно было на законном основании признать Тома умершим. Нашу версию, внутреннюю, которой сейчас мы сами придерживаемся: он пропал без вести в Буэнос-Айресе в мае восемьдесят второго года. При выполнении задания. Как я тебе говорил, гораздо проще получить свидетельство о смерти in absentia, если человек пропал на войне, во время кораблекрушения или в авиационной катастрофе. В данном случае – это разведывательная деятельность. Когда такая версия будет формально принята, когда ее примут его родители и все остальные, ты одна не должна считать ее подлинной, ты – не должна. А подлинную сообщу тебе я, если мы когда-нибудь до нее докопаемся.

В следующий наш разговор, то есть когда я сама позвонила ему, рискуя показаться навязчивой, он терпеливо объяснил то же самое: нет ничего нового. Но добавил:

– Сейчас я настроен пессимистически и склоняюсь к мысли, что мы так ничего и не узнаем. Поэтому, вопреки моим же прежним советам, хочу сказать, что тебе будет легче, если ты тоже поверишь официальному объяснению. Во всяком случае, у тебя появится хоть какая-нибудь история. Однобокая или полая внутри, но ее можно будет рассказывать и другим, и себе самой. Не забывай, что все это придется как-то объяснять и вашим детям, когда они повзрослеют. – Он помолчал. – Зато со временем вам будет что вспоминать. И очень возможно, другой истории просто не появится. Боюсь, мы так ничего и не обнаружим.

Другой версии и на самом деле не появилось, ничего не появилось, абсолютно ничего, я перестала надоедать Тупре, поскольку мои звонки потеряли всякий смысл, и он тоже исчез из моей жизни – самым естественным образом. Бюрократия делала свое неспешное дело, так что некоторое время спустя Томас Невинсон был признан умершим по всем законным правилам – в Испании, Англии и, наверное, в любой другой стране, то есть я стала вдовой, а мои дети – сиротами, лишившимися отца, наши дети, разумеется, а не только мои, но Томас слишком редко присутствовал в их жизни, и легко было забыть, что они принадлежали ему тоже. Дети всегда были со мной, только со мной и больше ни с кем. Очень скоро я стала получать ежемесячное и свободное от налогов жалованье во Всемирной организации туризма, как и обещал Тупра, поэтому не чувствовала нужды в деньгах, пока дожидалась признания Томаса умершим in absentia, пока медленно приближались 1989 и 1990 годы вместе с правом на наследство, положенное моим детям и мне. В Англии не пришлось дожидаться и этих дат, то есть ждать предписанные законом семь лет: всегда делались исключения – то есть срок мог сокращаться в зависимости от обстоятельств и степени вероятности смерти, а в случае Томаса вероятность была очень высока: официально он исчез во время войны, как бы ни старались годы спустя представлять сражение за Фолкленды всего лишь войной в миниатюре. Но и после таких войн остаются убитые, просто им придается меньше значения и их реже вспоминают. После выдачи свидетельства о смерти мужа британское правительство назначило мне вдовью пенсию, я стала вдовой сотрудника британского посольства в Мадриде, то есть civil servant, как здесь называют государственных служащих. Эта добавка помогала мне выполнять задуманное (так как теперь сумма была постоянной и фиксированной) – не трогать деньги Томаса, по крайней мере те, что лежали на его английском счете и выплачивались неофициальным путем, те, которые, возможно, сам Тупра и вручал ему из рук в руки после успешно проведенной операции, после очередного внедрения и очередной гнусности.