Беру все на себя

Из леса, оставаясь вне пределов точного выстрела из лука, выехала Младшая дружина Погорынского воеводы. На знамени «Лис несет сияющий крест во тьму язычества», такие же звери светились алым на щитах отроков. Шлемы, кольчуги, четкое разделение на десятки – воинская сила, и не подумаешь, что подростки!

Справа из леса, подбоченясь с гордым видом, выехал десятник Егор в сопровождении ратника Савелия, держащего в поднятой руке ветку с листьями[27]. Не доезжая десятка шагов до рогаток, которыми огородились городненцы, Егор остановил коня и закричал:

– Сдавайтесь! Выхода у вас нет! Обещаем жизнь и хорошего лекаря для вашего князя!

– Вы кто такие? – раздалось в ответ после недолгого молчания.

– Войско Вячеслава Владимировича, князя Туровского!

– Чего надо? – Вопрос был не просто дурацким, но, несомненно, оскорбительным.

– А ты не понял?! Ну сейчас огоньку вам добавим, может, и поумнеешь. Или останешься жареным дураком!

Егор тронул коня и собрался отъезжать.

– Эй, погоди! – раздался с подворья Кривого уже другой голос.

Егор, будто и не слышал, продолжал ехать шагом. На подворье (Мишке было слышно) раздалась ругань, потом голоса поутихли, стало не разобрать, потом опять кто-то заблажил ругательно. Кажется, люди князя Всеволода не могли договориться между собой. Наконец, когда Егор с Савелием проехали уже половину пути до опушки леса, им в спину снова заорали.

– Эй! Э-эй!!! Да погоди ты! С тобой боярин наш говорить будет!

Егор, что называется, «умел держать марку» – развернул коня на месте, но возвращаться не стал, мол, хочешь разговаривать, иди сюда сам.

На подворье Кривого началось шевеление. Выскочивший откуда-то дружинник сначала отодвинул рогатку, преграждавшую выезд, потом подтянул подпруги у двух коней и подвел их к дому. Из дверей вышел немолодой уже мужчина, атлетического сложения (впрочем, и все остальные дружинники отнюдь не выглядели хлюпиками) в дорогом доспехе. Судя по его гордой осанке и тому, как почтительно придержал ему стремя дружинник, вышедший был кем-то из начальных людей – скорее всего, княжеский ближний боярин.

Оба – дружинник и боярин – проехав через проход в рогатках, направили коней к Егору. Разговор был недолгим, без повышения голосов и жестикуляции, потом городненцы отправились назад, а Егор засвистел призывно и замахал рукой, подзывая Мишку.

– Антон, коня! А вы тут посматривайте… самострелы держать заряженными, старший – мастер Кузьма. Кузя, не стесняйся – не к матушке на пироги пришли – чуть что, стреляйте, только аккуратно, своих не зацепите.

– Ага, понятно… Минь, ты тоже… поосторожнее там.

– Ничего, Кузь, как только туда Демьян со своими ребятами въедет, никому и шелохнуться не дадут.

– И все-таки, взял бы ты опричников. Хоть десяток.

Препираться с братом Мишка не стал, тем более что по знаку Антона к его «командному пункту» уже пригнали коней. Поднимаясь в седло, он краем глаза заметил, как Кузька перекрестил его в спину.

«Переживает… А, собственно, в чем дело? Он же прав».

– Антон, первый десяток опричников ко мне. И со знаменем! Поручику Демьяну передай, что как только мы въедем на подворье, пусть выдвигается со своими людьми, раздвигает рогатки и будет готов принимать пленных… или прийти нам на помощь.

– Слушаюсь, господин сотник!

Егор встретил Мишку какой-то непонятной – не то язвительной, не то злобной – ухмылкой.

– Кочевряжатся, понимаешь! Зазорно де князю простому ратнику сдаваться, требуют боярина. Ты тут старший из бояричей, вот и давай, тебе ж не впервой с князьями беседы вести. Правда, он вроде бы без памяти валяется, но, может, сумеешь?

Молчун Савелий, державшийся чуть позади Егора, при этих словах не то ерзнул в седле, не то шевельнул корпусом, но получилось это у него как-то саркастически. Непонятно лишь было, к чему этот сарказм относится – к поведению городненцев или к статусу Мишки.

«Угу, понятненько: одно дело в бою победить – тут они меня равным себе не скоро признают, а другое дело – политес соблюсти на княжеском уровне – этого они просто не умеют, а сопляк… как еще справится? Ну-ну, будем посмотреть».

– Что с Чумой, жив? – спросил Мишка, игнорируя и мимику Егора, и телодвижения Савелия. – Еще потери есть?

– Хочешь верь, хочешь не верь, а нету потерь. Так – зацепило двоих, но не сильно. А Чума сам виноват, стрелять разучился, облом корявый. Повезло – по затылку вскользь получил. Хоть и рассекло почти до кости и клок волос выдрало, но в памяти и ругается, значит, не опасно. Мотька ему сейчас затылок зашивает… я велел так и вышить: «Мазила», пусть покрасуется, пока волосы отрастут.