Беру все на себя

– Перемены грядут, честные мужи, перемены серьезные, а вот к добру эти перемены будут или к худу, во многом и от нас зависит. – Мишка оглядел собеседников и, убедившись, что те готовы слушать дальше, продолжил: – Избаловались мы за боярином Федором-то – ни князь в полюдье к нам не ездил, ни людей своих не присылал, да и некому это делать было – в Турове-то Брячислав Святополчич только на кормлении сидел. Ныне же на Туровский стол сел полноправный князь, как-то при нем все будет? А ну как не удоволится тем, что ему боярин Федор собирает, да начнет сам в полюдье ездить? Или еще хуже – людишек своих посылать. Слыхали, наверное, как они себя ведут? Виры разорительные на пустом месте придумывают, новые подати измышляют, а то и впрямую грабят. В полюдье, как в боевой поход за добычей ходят. Но им иначе и нельзя – кормятся-то только с добычи да княжьими милостями, а жизнь в стольных городах дорога. Там не только прокорм требуется, но богатство напоказ выставить, гонор явить.

– А я-то тут при чем? Что мне, дырка сзаду, воевать, что ли, с князем?

– Ни в коем разе! Бунт князья давят жесточайше, да и за обиды своих людишек карают беспощадно.

– И что ж тогда?

– А то, что между простым селом и боярским – с дружиной – разница есть, и разница существенная. Да, за княжьего человека спрос суровый, но ему-то, ежели убили, уже все равно. Для грабителя, в случае гибели, смысл грабежа теряется начисто – награбленное уже не потратишь. Да и остальные при таком повороте дела предпочтут не рисковать, а поискать добычу полегче. У татей, хоть простых, хоть княжьих, ухватка всегда одинаковая – рвать в первую очередь с тех, кто сопротивляться не может.

– Угу, так они и утерлись, дырка сзаду, и князь смолчал. Да что ты мне тут…

– Нет, конечно! Не утерлись и не смолчал… если дело с боярином-одиночкой имеют. А вот если сотни в тысячу собраны, да тысяча та сильна…

– Опять, выходит, война!

– Совсем наоборот! Никакой войны, а даже любовь и согласие!

– Ну это ты заврался! Какая любовь, дырка сзаду, коли сила на силу? Не знаю, что ты такое в книжной науке превзошел, как о тебе болтают, а только жизни ты не знаешь – молод еще! Запомни: промеж жерновов уцелеет не самое твердое зерно, а то, которое ямку в жернове нашло и в ту ямку закатиться сумело! Так-то, дырка сзаду! А то развел тут: сотни… в тысячу собранные…

– Вот я и говорю: «Не годен!» – неожиданно вставил Егор. – Мы ведь не те зерна ищем, что в ямку закатиться норовят, да и не зерна вовсе, а камешки, что потверже жернова будут. Им-то ямка не требуется – так устоят, да еще и сам жернов покорябают.

– А вы, значить, такие твердые? – язвительно ощерился Семен.

– А мы, значить, да – такие твердые, – передразнил Егор.

– И через это у вас, дырка сзаду, с князем любовь и согласие?

– И через это князь Вячеслав Владимирович нашему воеводе златую шейную гривну пожаловал.

– Э?.. Ишь ты, едрить тя в грызло…

Пока Егор с Семеном обменивались язвительными репликами, Мишка прислушивался к тому, что творится на Припяти. И понимал, что бесполезно – протоку, в которой были укрыты трофейные ладьи, отделяло от основного русла довольно приличное расстояние, да еще и заросшее лесом, но все равно не мог удержаться – прислушивался.