Беруны. Из Гощи гость

голландский мореплаватель Баренц, так же, как и Барроу, стремившийся в Китай ближайшим

морским путем, вдоль северных берегов Евразии1. У Костина Шара, на Новой Земле, Баренц

нашел тогда две русские лодьи. Сюда, в это царство стужи и мрака, смело пускались русские

промышленники – сюда, к ледяному наволоку2, к мысу Нассау, где обрел себе могилу

неукротимый Баренц.

– Поднимите меня и дайте взглянуть в последний раз на страшный ледяной мыс, – сказал

он штурману своему, умирая.

Но кормщик Тимофеич, знавший тамошние ходы, ничего не знал о Баренце и мало

задумывался над трудностями своего похода. Его печалила участь погибшего Андрея

Росомахи и Ванюшкина болезнь, но он и то был рад, что ветер – попутный и что лодья резво

убегает вперед, суля у Грумана обильную ловлю и скорое окончание промысла, потому что

зверь там попадался часто и величины неимоверной.

XIII. НЕЛЮДИМЫЙ ОСТРОВ

Но ветер волен и переменчив. Сегодня летит он в одну сторону, а завтра меняет свое

направление и с удесятеренной силой угоняет корабль к неведомым и нечаемым берегам. То

совсем пропадет, и стоят корабли недвижно, с повисшими парусами, а то начнет вдруг

бешено кружиться, ломая мачты, обрывая снасти.

Дай бог ветерка,

Наша лодка не ходка;

С носу, с подносу,

С кормы заветерье3,

Кормщику в спину,

Гребца за набой4,

Середыша подкрень5

И ногами вверх!

Так в безветрие поют дети на Поморье. Но разве прикажешь ветру, разве заворожишь

море? Тимофеич только вздыхал, глядя, как буря рвет паруса, как лодья, словно коромысло,

спадает в пучину то носом, то кормою. Тимофеич вынимал из тавлинки самодельный компас,

глядел то на стрелку, то на солнце и жевал губами. Лодья неслась вперед, но гнало её не к

Груману, а на Малый Берун.

1 Евразия – общее название Европейско-Азиатского материка.

2 Наволок – мыс

3 Заветерье – сторона, откуда должен подуть ветер.

4 Набой – набитые выше бортов лодки доски.

5 Подкрень – наклони.

С правого борта разлился у небосклона беловатым пламенем ледяной блеск. Там, видно,

во множестве сшиблись ледяные пространства и в небо бросали молочный свой отсвет. И

беспрерывно доносились оттуда страшные залпы, тяжело потрясавшие воздух и воды.

Ветер ревел целые сутки не переставая, но потом начал как будто спадать немного, когда

в отдалении видно стало землю. Лодейники столпились на носу и вглядывались в далекий

берег, синевший под небоскатом, как большое горбатое облако. А Тимофеич залез на каланчу.

Тимофеич узнавал это место, куда его занесло уже однажды и тоже по такому вот

случаю. Они проваландались тогда здесь трое суток и даже сходили на берег, на пустынный

Малый Берун, нелюдимый остров, где нечего делать китобою и куда редко заходят корабли.

Нужно было теперь вести лодью в губовину и уже здесь дождаться погоды, а то как бы не

вышло горя от льдин, которые по-прежнему лили в край неба ровные струи белого огня.

Лодья всё ещё рвалась вперед, но лед с грохотом шел за нею, как бы провожая её салютами,

беспрерывной пушечной пальбой.

Тимофеич перебрался вниз и стал у кормила. Высокий берег дико вздымался впереди, и

тучи чаек носились в разные стороны с истошным криком. Они кружились над судном, потом

мчались обратно к берегу, неся туда, на птичьи свои базары, весть о приходе корабля из-за

моря. А Малый Берун выпятил навстречу китоловам свои страшные ребра и распластался в

океане, как издыхающий верблюд.

Лодья вошла в губовину под усилившуюся пушечную пальбу. Точно эскадра

возвращалась из вражеских вод, возвещая об одержанной победе. Но лодья, наоборот, искала

защиты у Малого Беруна, а кормщик не мог подвести её даже к берегу, потому что вся почти

губовина была забита льдом. Льдины кружились, как в омуте, шли друг другу навстречу, с

треском сшибались и со звоном опять расходились в разные стороны. Тимофеич глянул назад

и ахнул: вход в губовину, только что свободный и чистый, был теперь забит льдом, и ледяные

курганы вздымались там, как новодвинские бастионы. И горели они зелеными, синими и

красными огнями, словно разноцветные фонарики были тысячами развешаны по выступам и

бойницам. Лодейники тоже обернулись назад и молча глядели, как щедро бросает низкое

солнце в губовину свои блистающие самоцветы и как напирает с моря пламенеющий на

солнце лёд, заграждая – не навсегда ли? – все выходы и входы.

Скрипели мачты, чайки кричали, и беспрестанно трещали льдины, громоздясь друг на

друга. Но Тимофеич всё же продвинул лодью к берегу поближе. Здесь в черной воде тесно

плавал большими глыбами прозрачный лед, синий яснец, и здесь Тимофеич крикнул Степану

отдать якорь.

Лед сомкнулся у входа в губовину, но он может и разойтись. Если в ночь переменится

ветер, он очистит губовину, и тогда Тимофеич выведет из ловушки и людей и корабль. А

сейчас пусть отдохнут работники, промаявшиеся с парусами и за рулем и с расползшимися

по всему мурью бочками напролет целые сутки.

XIV. ТИМОФЕИЧ УХОДИТ НА БЕРЕГ

Быстро погасли на льдинах огни, словно там задул кто-то разноцветные фонарики, и