– Бросай Квинтилиана, отец Андржей! – стал он кричать патеру, вытянувшему посреди
комнаты свою гусиную шею. – Дочитаем ритора в Москве!.. Запорожцы идут, не счесть
полков! Скоро уже бубенщики мои сызнова ударят поход!.. Собирайся, отец, скоро.
Укладывай канцелярию свою, седлай портки, надевай коня!.. Ха-ха-ха!..
Князь Иван остался один на крыльце. Он поглядел еще на огни, порхавшие внизу, под
Городком, прислушался к крику и смеху, которые клокотали в комнате Димитрия, и стал
пробираться по глубоким сугробам к своему двору.
Пана Феликса не было дома. Бог знает, в каком укромном местечке роскошествовал
сейчас разгульный этот рыцарь. Князь выгреб из печки уголек, еле тлевший на поду под
золою, и раздул огонь. Сальный огарок в железном подсвечнике осветил ряды обындевелого
мха в бревенчатых стенах, ничем не покрытый березовый стол, медную чернильницу на
глиняной подставке, переплетенную в темно-лазоревый атлас толстую тетрадь. Князь Иван
походил по горнице, поскреб ногтем оконную слюдинку, всю в цветах от мороза, и,
повернувшись к столу, взял в руки тетрадь и стал перелистывать ее и перечитывать
страницы, исписанные его же рукою рифмованными стихами. Бугроватые, желтые, с
непрерывными рядами строчек листы... Князь Иван быстро перебрал их и, дойдя до совсем
еще чистой страницы, присел к столу.
Дни свои провождаете в блевотине и мраке...
Рука князя Ивана забегала от поля к полю, распещряя шершавый листок остренькими
клинышками и хвостатыми крючками.
И разумом темным уподоблены собаке,
Воспримете отныне учение благое
И вольности славной время золотое.
Свечка нагорела; словно стайка комариков, реяла по горнице копоть. Князь Иван
выпялил глаза, навалился грудью на стол...
Пребудет Димитрево дело нетленным,
Речей его блистание – жемчуг многоценный...
Но тут он почувствовал усталость. И, обмакнув перо, разбежался последней строкой:
Сие князь-Иванова слогу Андреевича Хвороотинина написание.
И не захотел перечитывать того, что написал. Ведь и знаменитый ритор латинский
Квинтилиан в разделе четвертом своей книги говорит: наилучший способ исправлять
заключается, без сомнения, в том, чтобы отложить наши писания на некоторое время, дабы
они не прельщали нас, как новорожденный.
Князь Иван кончил и отложил тетрадь свою в сторону, потом обхватил голову руками и
закрыл глаза. И увидел, как из розовой под прищуренными веками мглы вырастает перед ним
размашистая фигура Димитрия, в подлинность которого князь Иван поверил и на обещания
1 Гусары – впервые появившаяся в Венгрии легкая конница.
которого надеялся. Князь Иван не был в этом одинок: много русских людей – и простых и
знатных – уже пристало тогда к Димитрию и, не задумываясь над будущим, шло бок о бок с
польскими наемниками добывать «царевичу» престол московских государей.
Только когда с лавки поднялся наконец князь Иван, заметил он летающую по горнице
копоть и то, что пальцы у него зазябли, и опять услышал лихую песню запорожских казаков.
Она и не прерывалась все время, эта песня. Она даже становилась все звонче, все шире. И
багровые полоски сквозь щели в ставнях все жарче разгорались на оконной слюде.
IX. ПОХОЖДЕНИЯ ПАНА ФЕЛИКСА
Вскоре, однако, прибрел ко двору своему и пан Феликс.
Весь этот вечер и часть ночи он просидел в занесенной снегом корчме, прилепившейся к
глухой крепостной башне. В притоне этом было жарко и тесно, гикали и гокали входившие
поминутно люди, и заправляла здесь какая-то литовка, клыкастая и набеленная, в расшитой
всякими поддельными камнями головной повязке. Она похаживала вдоль столов, за
которыми шумели пушкари и городовые казаки, и наблюдала за порядком. Заметив пана
Феликса, она осклабилась и показала ему два своих волчьих зуба. Высокорослый пан Феликс
наклонился к горбоносой ведьме, глянул ей в зеленое остекленевшее око и скорчил такую
рожу, точно глотнул жижи из поганого ушата. Литовка зафыркала, зашипела и отошла прочь.
А пап Феликс стал снова глядеть, как мечут по столам карты разряженные молодцы с
серьгами в ушах, с перстнями на пальцах.
Пан Феликс и сам стал тасовать и разметывать карты и выиграл кошель денег. Удачливый
пан загребал их горстями, отпивая всякий раз из кружки изрядно, потому что в корчме было
душно, хоть снимай с себя сорочку, а вино было хорошее; его со всяким другим товаром
навезли и сюда литовские купцы, ехавшие за Димитрием с богатым обозом. Пан Феликс не
то что простого сивушного вина, а мальвазии и аликанту выпил не счесть кружек и решил
уже идти на свое подворье, но какие-то хваты в суконных однорядках предложили ему
стукнуться в кости, и пан Феликс вздумал попробовать напоследок и здесь счастья. А
костари тем временем перемигнулись и быстро перекачали всю звонкую рухлядь из панского
кошеля в свои потайные карманы. У пана Феликса еле достало серебра, чтобы заплатить за