Беруны. Из Гощи гость

извивался, как змей, дрыгал ногами, вопил, царапался и плевался, а пан Феликс нес его к

двери и, протащив через сени, швырнул через порог на лужайку, прямо на слепцов. Те

взревели с перепугу и поползли прочь, а пан Феликс подобрал с полу потерянную иезуитом

шляпу, вылил в нее опивки из своей кварты, тьфу-тьфу-тьфу – еще и поплевал туда на

придачу и бросил иеузиту вдогонку. Но иезуита уже не было на лужайке. Он только плащ

свой там бросил, а сам бежал теперь лугом, то и дело увязая в болоте. Он несся в город к

пану епископу либо в суд трибунальный – искать справедливости, требовать правосудия,

взывать о защите. Он добежал уже до леса и только здесь опомнился, остановился и

повернул затем обратно за плащом своим, шляпой и книгой.

Черный плащ иезуита валялся на лужайке, рядом с оставленной слепцами рылей.

Загнутую с боков иезуитскую шляпу, промокшую насквозь от налитого в нее пива,

обнюхивал пес подзаборный. А книгой завладел пан Заблоцкий. В корчме у окошка он читал

ее вслух сгрудившейся вокруг него шляхте, и матерые пьяницы, влившие в себя и в этот день

немало, хохотали до упаду. Ибо не «божественные» писания Игнатия Лойолы были

оставлены в корчме иезуитом, – это была вполне светская книга, чтение которой совсем не

пристало монаху. Иезуит потоптался под окошком, послушал зычный хохот панов,

пошевелил губами и четки свои перебрал. И пошел тихонько прочь, укутавшись в плащ,

надвинув мокрую шляпу на лоб. Но недели не прошло, как получил пан Феликс вызов в

трибунальный суд.

Жаловался на пана Феликса Общества Иисуса коадъютор1 – патер Анджей из Лавиц. Он

заявлял, что пан Феликс из Заболотья не только сам в бога единого в троице не верует, но

соблазняет этим и других; разумеет Христа не избавителем и искупителем, а утверждает, что

нет бога на небе и нет души в человеке; рая и пекла нет, и страшного суда не будет, человек

1 Коадъютор – помощник; одно из званий ордена иезуитов.

же умирает, как пес, – просто кровью либо силой исходит; и всё, что на земле (сама земля и

растения, вода и прочее все), – все это само от себя было от века и пребудет вовек. И еще есть

о том слух, говорил пан Феликс из Заболотья слепцам у церковных ворот: «Кому лихо – тому

и тут пекло; а кому добро – тому и тут рай». И много еще других речей говорил,

соблазнительных и богохульных, не приставших даже язычнику, не то что христианину.

Почему и терпеть этого дальше не можно, поскольку он, пан Феликс из Заболотья, есть под-

линно социнианин, безбожник, еретик, пьяница, смутотворец, разбойник и даже хуже.

Пан Феликс в трибунал не явился. Словно в дни легендарного потопа в ковчеге у праотца

Ноя, отсиживался пан Феликс у Ноя-корчмаря в хлеву, и поджарый корчмарь раз пятнадцать

на день бегал туда с хлебом, горохом и пивом. А тем временем пана Феликса заочно

присудили к «инфамии», к «банниции», к «конфискации».

По декрету об инфамии пан Феликс Заблоцкий, бесчестивший бога, приговаривался и

сам к бесчестью и потому лишался покровительства законов. С конфискацией у Феликса

Заблоцкого, отнимавшего у Христа предвечность, отбиралась халупка под дранчатой

крышей, и огородик с кустом бузины и двумя грядками луку, и рыжая кобыла, и ходившая за

кобылою девка. А банниция означала: заодно за все, по совокупности, изгоняется Заблоцкий

из Литвы и Польши, покидает отчизну навсегда. Ибо (как пояснял приговор) от таких

бунтовщиков происходят в Речи Посполитой непрестанные волнения, мятежи, заговоры, вос-

стания, смуты и напасти.

Пан Феликс не стал дожидаться большего, потому что с него и этого было довольно. Он

вышел в сумерки из хлева своего, поглядел на болото, курившееся туманом, и молвил:

– Кому лихо – тому и тут пекло.

А подумав немного, добавил:

– Следовательно, бога нет.

И зашагал прочь, не перекрестившись, а только поплевав на четыре стороны, задергал на

длинных ногах своих по Задруцкой дороге искать себе счастья в чужом краю, имея при себе

только саблю да дудку.

Побывал тогда пан Феликс в разных землях за рубежом польским, служил тому и тому

королю, добывая себе саблей рыцарскую славу, а дудкой – душевный покой. И так, кружась

по белому свету, прибился пан Феликс к московскому берегу. Здесь полюбилось веселому

пану, и здесь осел он надолго. Здесь-то, на Болвановке, против развалившейся кузницы, и

обрели они друг друга: пан Феликс Заблоцкий и князь Иван Хворостинин.

XIII. ПОСЛЕДНИЙ КУЗНЕЦ НА БОЛВАНОВКЕ

С той поры князь Иван и зачастил на Болвановку к Заблоцкому пану.

Миновала половина лета, засушливая, с горьким дымом лесных пожаров, а вторая

половина прошла в великих дождях. Рожь стояла в поле зелена. Зерно не вызрело и сгнило в

бухлых колосьях.

А потом ударили ранние морозы, и обильный снег укрыл под собою дороги, дворы,

пустопорожние места и бурьянник Заблоцкого пана. Из-под снега виднелись у него теперь