Ничего не нашел. Медленно, закусив ус, вылил немного воды, сунул внутрь руку – одну, другую; искал, щупал стенки. Вертел в руках. Пустая.
– Чтоб тебя Каблис в воздухе разодрал; чтоб ты навеки кружил в степях с духами. Чтоб твою голову кинули в бездну. Чтоб ты после смерти служил аджемам!
– Этот, второй, – сказал Глеб. – У него пергамент. Но он тебя обманул.
– Искать его!
Хунгуры, бледные и дрожащие, смотрели на реку.
– Багадыр, он растворился как дым на ветру.
– Искать его! – орал сотник, раздавая короткие удары нагайкой. – За реку! Вперед! На коней, ну!
А когда они седлали лошадей, пал на колени, кричал, рыдал, ревел и грыз землю – попеременно от злости и страха перед каганом.
Как и можно было ожидать, вернулись они ни с чем. Второй лендич пропал в степи; а может, утонул. Не смогли найти следов или тела. Не было никакого следа, будто демон Каблис поднял его в воздух вместе со скакуном.
Зато Альмос успокоился. Когда они вернулись, он призвал взмахом руки Конина. Ноокор поклонился ему, сел перед командиром, но тот махнул, чтобы он поднялся.
– Вот, пей, – сказал, протягивая баклагу с кобыльим молоком. Но не позволил взять ее в руки. Сам напоил Конина кислым напитком. – Ешь мою еду. Пей мое молоко. Ступай по моей земле, – сказал.
Конин смотрел вопросительно.
– Ты возвращаешься с нами к кагану. Я забираю тебя, Ноокор. Может, ты заслуживаешь чего-то лучшего, чем носить щит за Сурбатааром Ульдином.
Конин был неспокоен; вместо того чтобы смотреть на Альмоса, глядел в степь. Непонятно, о чем он думал.
– Каган Тоорул – единственный наш господин; владыка Бескрайней Степи, Даугрии, Югры и Подгорицы; владыка всякой твари, людей, коней и степных народов, от Лендии и Дреговии до Китмандских гор. Суверен Красной и Черной Тайги, угорцев, чейенов, саков и даугров, он призывает нас к Нижним Вратам. Ты поедешь со мной, поскольку заслужил честь бить ему челом. Хочешь что-то сказать?
Если бы мог говорить, Конин наверняка протестовал бы. Но его уста были зашнурованы тавром немочи и не могли выпустить ни единого слова. Он покачал головой, Альмос только улыбнулся.
– Ты не говоришь, а потому можешь пригодиться, – подвел итог. – Наш господин порой ищет вернейших меж верных. Забирает их в Молчаливую Стражу, которая стоит у него под боком верно и молча, поскольку языки у них отрезаны. Тебе, хвала Небу, не нужно что-то резать, потому как Мать-Земля сама отобрала у тебя речь при рождении.
Конин покачал головой, словно не соглашался с этим.
– Ты поедешь со мной и выступишь перед каганом. Поклонишься ему и… само Небо поведет тебя дальше. А теперь – смотри.
Он отступил, взял поводья сивого коня, что остался от убитого лендича, подошел к Конину и вложил те ему в руки.
– Дарую тебе этого лендийского коня в знак приязни. Они зовут таких шренявитами: они крепкие как сталь, гибкие и быстрые. Перегонит всех наших скакунов, пусть ему и нужно побольше пищи и сам в степи он не выживет. Бери его. Когда объявят гонку Бора, покажешь на нем, чего стоишь!
Конин слушал внимательно, разводил руками, желая задать некий немой вопрос. Альмос не обращал на него внимания. Не смотрел, потому что сзади, из-за лошадей, донеслись крики и призывы.
Он развернулся, постукивая себя по голенищам кожаных сапог свернутой нагайкой.
Увидел сцену будто с войны: Глеб толкался с двумя хунгурами. У его ног лежал меч и ободранный до рубахи труп лендийского рыцаря. Бледный, задубелый, в пятнах.
– Багадыр! Он хотел забрать голову врага!
– Она моя! – рычал дрегович. – Напомни им, кто убил этого лендича, когда четверо из вас грызли землю. Я – победитель.
Альмос причмокнул.
– Ты сделался жадным, точно старый лис, изгнанный из стаи, Глеб. Не протягивай рук к чужому. Я должен показать кагану доказательство, что мы сделали, что сумели.
– Это не я жадный, а дети мои просят есть. Разве у тебя самого нет детей, багадыр? Разве ты не убиваешь лучших овец из стада, чтобы успокоить их голод?
– Я не выберу для этого черную овцу из Дреговии. А эту я принесу в жертву духам, голову же брошу Каблису. Смотри, чтобы то же самое не случилось и с твоей!
– И где для меня польза от нашего похода?
– Матерь-Небо улыбается только избранным. Можешь проклинать судьбу, что не принадлежишь к таковым.
– Она улыбается сильнейшим, потому что вас больше двух дюжин.
– Разум приказывает тебе замолчать. Блеза, принеси мне голову!
Шорох доставаемого кривого клинка. Воин присел у трупа, поднял оружие.
– Служи мне после смерти! – пробормотал Альмос. Глеб дернулся в руках хунгуров.
Клинок блеснул и опустился, но не отрубил голову с одного удара. Второму воину пришлось подойти, придержать – так упрямо держалась она на сухожилиях и позвонках. Хватило двух ударов. Блеза шел с головой к сотнику, а тот ждал с протянутой рукой.
И тогда синие губы чуть шевельнулись. Из них выполз шепот, из-за которого хунгуры замерли. Глеб подпрыгнул, а потом отступил назад.
– Ко-о-о-онин, – прошипела голова. – Ко-о-онин. Я иду за тобой. Догоню-у-у-у…