Булксу не было долго. И возвращался он не один, а с группкой оборванцев. Рядом с воинами кагана те казались разлапистыми деревцами, которые вытащили из болота. Грязные, оборванные, некоторые обмазаны глиной, чтобы предохраниться от укусов насекомых. Одетые в ошметки шкур, с ветками, повешенными у пояса, или на шее – костями. Во главе почти бежал сухопарый шаман с голым бритым черепом, таща широкий бубен из козлиной кожи, с длинной рукоятью и прутком с колокольцами. Булксу был зол и нетерпелив. Нетерпение отражалось на сухом лице шамана в виде подбитого глаза и кровавого следа на щеке.
– В колодки его, – Булксу указал на Вигго. – Но не причиняйте ему боли. Он уже достаточно страдал.
Скандинг тонко крикнул, когда его схватили под руки, выгнули их кверху и взяли между костями, связали веревками, переложили петли так, чтобы он не мог двигать руками. Шаман подбежал к нему, закрутился, затанцевал, лупя в бубен, брякая и порой хлопая в ладоши.
– Вперед, берите его! У меня нет, как у вас, вечности на поиски!
Вигго трясся, дрожал так, что трещали колодки. Безвольно позволил согнуть себя, пока не встал на колени. Тогда к нему подступил шаман, обошел на полусогнутых ногах, поймал его шею между ногами и сбросил шапку с головы.
Скандинг закричал, когда в ладони ведуна появился длинный нож. Но шаман не стал его калечить. Просто склонился над головой, ухватил за вьющиеся, спутанные рыжеватые вихры и принялся их сбривать – скрести клинком по черепу.
– Что вы делаете… – застонал юноша. – Вы должны были меня оставить… Багадыр, вы обещали! Я вам верил.
– Ш-ш-ш, душа, – успокоил его Булксу. – Никто не желает тебя убивать. А волосы – что ж, ветер их унесет, но отрастут новые.
Шаман скреб скандинга по темени, пел что-то по-своему, отбрасывал пучки волос.
Тем временем к ним приблизилась группа шаманов из поселения. Несли клетку из железных гнутых прутьев, высотой до пояса мужчины. Внутри была темная, гибкая форма. Большой, полосатый на спине степной генодон-людоед, с тупой мордой, вооруженный большими желтыми клыками. На голове, на мягкой шерсти, виднелся узор в форме черепа: как видно, он питался человечьим мясом, пробираясь ночью в юрты и похищая людей. Зверь был стиснут так, что не мог двинуться – к тому же в пасть ему вложили толстый ржавый прут, привязанный к клетке. Чтобы тварь не могла сомкнуть челюсти и не бросилась ни на кого.
Хребет твари покрывали раны и струпья. И шаман снова подступил к нему с ножом. Наклонился, сунул вооруженную руку меж прутьями, сбоку.
И вдруг надрезал шкуру, ранил генодона так, что целый шмат кожи завернулся на бок. Шаман ухватил за него и дернул, помогая себе ножом, подрезая сухожилия.
Зверь зарычал. Его голос перешел в писк, вздымающийся к границам слышимости человеческого уха. Челюсти клацали, грызли прут так, что затряслась клетка, из подушечек лап вылезли когти, втыкаясь в землю; сильный хвост раз за разом лупил так, что брякало железо.
Шаман не обращал на это внимания. Выкроил вживую отекающий кровью кусок меха. Другой хунгур подступил к клетке и принялся втирать в кровавящую рану серо-бурую мазь. Писк зверя чуть стих. Сейчас же хунгуры схватились за прутья и понесли клетку назад в поселение.
Лысый шаман склонился и окунул кровавый мех в кожаное ведро с водой. Сильно намочил кусок шкуры, так, что тот пропитался темной влагой. Вынул его и двинулся к Вигго. Шел: один шаг, второй, третий.
– Что вы делаете?! – закричал ошеломленный парень.
Шаман вынул нож, пробил дыры с боков шкуры, продернул ремень – один, второй, третий. И, наконец, наложил мокрый мех на голову Вигго, зажал ремешком, завязал вокруг шеи, под подбородком, сильно, чтобы парень не сумел от него избавиться.
Хунгуры подняли Вигго, понесли в степь. Тут, на солнце, его бросили на землю, растянули крестом, вбив колья и привязывая юношу к ним веревками, перевернув прежде на живот. Каждую руку и каждую ногу – к отдельному колышку. Голову – к пятому, чтоб он не смог ее опустить: потому что он тогда мог задохнуться. Вигго лежал, обращенный к югу, под пылающими лучами солнца. Будто бы и не больно, но… Он не мог поверить – за что ему все это?!
– За что? – хрипел он. – За что…
– Следите за ним! – приказал Булксу. – И меняйте стражу на этой жаре.
Солнце! Оно вставало все выше. Шло вверх в ежедневном своем труде. И грело, все сильнее и сильнее.
Вигго вдруг почувствовал, как голову, покрытую мехом, жжет. На висках – давление меха сильнее; Воден, шапка, сжималась от жары. Прилегала все сильнее к обритой голове.
– Что вы… – хрипел он. – За что-о-о? За что-о-о мне это делаете?!
Никто ему не ответил. Хунгуры смеялись, показывая на него пальцами. Их осталось всего трое, дышали тяжело и, как обычно, смердели по´том, грязью и старыми кожами.
Жарко, все жарче, каждое мгновение отзывалось будто звенящим ударом в больной голове.
Что-то хрустнуло, и он увидел кожаные сапоги с загнутыми носками. Кто-то склонился: сухое, сморщенное, злое лицо.