На следующее утро, когда они запаковали в сумы приготовленные рацами лепешки, полоски сушеной ветчины и кашу, Грот пошел к конюшне и вернулся, ведя старого знакомца Яксы. Сивого коня с благородной мордой, маленькой красивой головой, седлом на спине и уздой из мастерски сплетенных кусочков кожи. С полумесяцем, что висел под шеей.
– Ты дал мне его в лагере кагана. Спас жизнь, а потому – пусть он служит тебе, – сказал Грот. – Привез он меня до здешних мест. Я же довольствуюсь твоим хунгурским волосатиком. Смотри, – он провел рукой по заду коня до левой ноги. – Тут выжжено тавро с его именем. Он зовется Перун.
Якса погладил коня по шее, медленно положил руку ему между ушами, поласкал, почесал, так что тот склонил голову.
– Красивое. А какова цена за коня и твою помощь?
– Не понимаю.
– В степи я научился, что все на свете имеет свою цену. Ты хочешь использовать меня для своих целей там, в Лендии, как Гусляр хотел – здесь. Затем и ведешь меня за горы.
– Я хочу тебя защитить. – Грот развел руками. – По твоему следу идет смерть, – указал за спину Яксы. – Каган приказал выбить весь род. – Он все время жестикулировал, тыкал по сторонам: сейчас ударял ребром одной ладони в другую. – Погиб твой отец, погибла мать Венеда, убили твоего дядьку Пелку и всю дальнюю родню, из Дедичей – старого Килиана, его сыновей Чамбора и Яранта вместе с дочками. Ты – последний из рода Дружичей и символ сопротивления хунгурам. Потому должен выжить. А я тебе в этом помогу.
– В таком случае я стану сражаться здесь, вместе с рацами. Убью кагана Тоорула за то, что он сделал моему роду. Отомщу за кровь родичей.
– А ты пытался когда-нибудь вычерпать море или повалить гору? Не догонишь вечер лугом, не распашешь завтра плугом. Твои побратимы из аула выдали тебя дреговичу, который жестоко мучил тебя и хотел отдать кагану за столько золота, сколько ты весишь. Ты не сумеешь с этим совладать. Каган скрывается за ордами, отрядами Дневной и Ночной Стражи. И даже если бы ты каким-то чудом победил их ряды, наткнулся бы на Молчаливую Стражу, что состоит из вернейших и лютейших в бою хунгуров. Тебе надо убегать, Праотец обрек тебя на вечные странствия, но не на одиночество. Я заберу тебя к друзьям, они помогут.
– Помогут – то есть используют. Я настолько ценен? И что это за люди?
– Мы поедем в пустынь, в Могилу. Покаянники знали твоего отца. Некогда, годы назад, приказали мне, чтобы я тебя искал. Там ты будешь хорошо укрыт. У тебя нет другого выхода. Гусляр хочет держать тебя почти как пленника, чтобы ты поддерживал его борьбу с хунгурами. Но это ложь. Рацы – обычные разбойники, они грабят всех: лендичей, подгорян, монтанов – притворяясь, что сражаются с ордой. Будешь их рабом, никогда не позволят тебе уехать. А потом однажды убьют, как бывает с этим диким народцем. Если раньше тебя не схватят хунгуры.
Якса молчал. Вдруг почувствовал, как не хватает ему Ульдина, его мудрых слов и спокойствия. Что же с ним случилось? Где он был? Казалось, века отделяли от мига, когда его препоясывали в юрте старика сагайдаком и саблей.
– Ты получишь за меня награду, верно?
– Мой дорогой Якса. Я – Грот из Жерничей, но герб мой и рыцарские шпоры оставил у ворот господнего сбора. Нынче я – инок Праотца, поверенный Ессы, садовник божий. Единственной наградой для меня станут зеленые луга после смерти. Ничего больше меня не влечет. Если ты, еще как невинное дитя, убежал от орды и кагана, это значит, Праотец хочет, чтобы ты жил. Значит, в тебе есть сила, которую следует растить как яблоню в божьем саду. Я сделаю все, чтобы тебя защитить. В дорогу.
– Значит, я стану страдать за грехи отца и поступки родичей? Всю жизнь?
– Нам пора в дорогу. Я приехал сюда не за тобой, но с посланием от людей, которые сражаются за свободу Лендии от орд дикарей. Но если Праотец сплел наши пути, я не могу тебя оставить.
Перун склонил голову, поскольку, казалось, ему все наскучило, и потерся мордой о Яксу. Нетерпеливо толкнул того.
Они выдвинулись без теплых прощаний. Гусляр долго смотрел вслед Яксе, не обращая внимания на Грота.
Их ждала непростая горная дорога. Сперва они поднимались крутым размокшим трактом. На вершины, которые охватывали, словно руками, долины с убежищем рацев. Ехали, скрытые под сенью буков; слева и справа опускались отвесные склоны, усеянные серыми гладкими стволами деревьев. Едва ли не под копытами коней распахивались вдруг яры, в которых шумели ручьи, потом наконец появились первые скалы – темные, рассевшиеся фрагменты материи, на которой посажена вся Ведда, ее моря, степи, леса и горы.
Они проехали под огромной треснувшей плитой, над которой шумел брызгами водопад. Вода стекала сквозь щели и желоба, падала в горное озеро в сотнях стоп ниже.
Им пришлось сойти с лошадей. Даже не потому, что пошли отвесные места, но потому, что начался дождь. С юга приближались тяжелые тучи, срывались капли. Кони, хоть и с шипованными подковами, оскальзывались на глине, опасно ступая меж камней. Укрытые попонами, с головами под капюшонами, они шли, как два путника, порой втягивая, а иногда подталкивая животных.