На самом деле супрематисты не висели, а почти все время спокойно сидели на камнях – неподвижные, похожие на могильные памятники. Но иногда их вдруг охватывал приступ эйфории, и тогда они с воплем подскакивали, зависали в воздухе и на пару секунд превращались в разноцветные круги, квадраты и прямоугольники. Потом, словно не выдержав напряжения, лопались, рушились на камни беспорядочной цветовой массой и постепенно обретали прежнюю форму и прежнее безразличие.
– Парят в безвоздушном пространстве, где действуют силы иные, чем гравитация, – объяснил Синькин. – Все согласно их собственному проекту.
– Слушай, а почему у вас ад такой странный? Сплошь аттракционы да фейерверки. Диснейленд какой-то.
– А ты мучений захотел? – осклабился демон. – Пыток? Средневековья? Да пожалуйста! Дроблением художников на части здесь занят специальный контингент. А ну-ка, айн… цвай… фрай! Обернись!
Беда обернулся – и тут же сплюнул, протер глаза и ущипнул себя за руку: перед ним снова замаячили рожи чертей из «Кетчупа». Правда, вид у них теперь был не расслабленный, как в кафе, а очень даже деловой. Мухин впервые увидел своих заклятых друзей за работой. Большой черт, засучив рукава комбинезона, ловко шинковал острым мясницким топором чью-то душу на поперечные сегменты. Мелкий бес столь же ловко подхватывал получившиеся куски, подравнивал их садовыми ножницами, придавая форму овалов или трапеций, а затем укладывал друг на дружку стопкой, как блины. Когда накапливалась порядочная горка, он подхватывал ее, подбегал к площадке и принимался метать части мертвых душ прямо под ноги кубистам. Теперь Беда понял, на что старались не наступать представители первого авангарда.
Как только лифт остановился, труженики ада побросали инструменты и со всех ног рванули к начальству, перепрыгивая с камня на камень. Добежав до цели, они припали к тонированному стеклу, о чем-то оживленно переговариваясь. Кондрат включил громкую связь.
– …наш Бедюха, – щурился старший, пытаясь разглядеть пассажиров.
– Да может, может! Он самый! – радовался младший. – И шеф там! Сам привез!
– Значит, все-таки к нам его? Ну, слава богу!
– Слава богу!
– Вы про бога-то потише у меня! – рявкнул на них демон.
– Босс, прощения просим! К слову пришлось! – наперебой загомонили черти. – Давай поскорей клиента выгружать. Мы его мигом оформим! Спасибо за доставку!
– Цыц, дармоеды! – снова рявкнул директор. – Где вы тут клиента увидели? А ну живо по местам!
Рожи чертей перекосились. Переглянувшись, они поспешили вернуться к работе. Старший встал к столу и еще усерднее застучал топором, а младший подобрался к территории искусства, ухватил под каждую руку по душе (кубисты даже не пикнули) и потащил на оформление.
Беда отвернулся.
– И что, Пикассо тоже так форшмачат? – спросил он.
– Вообще-то, да, но не сегодня. Он по пятницам кругом ниже отбывает.
– Почему? Разве он не кубист?
– Слушай, я уже устал объяснять. Пикассо отбывает по очереди в семи кругах, за каждый период отдельно. У него даже дни так называются: голубой, розовый и так далее. По пятницам он в отделе сюрреализма. Хочешь посмотреть?
– А можно?
– Да ради меня! Но тогда про Джудекку забудь. Поздно будет. Кстати, тебя наверху-то не заждались?
– Слушай, мы недолго. Ну не будь свиньей!
– Как ей не стать при адовой работе? – вздохнул Кондрат, почему-то снова переходя на ямбы. – Теряешь человечность тут подчас. Ну ладно, едем, глянешь по дороге, хоть лучше бы смежить нам зренье глаз. Смежи-ка, о Беда, свои ты очи! Послушай доброго совета в добрый час… Очи – короче… замочим…
Мухин сделал вид, что смежил очи, но, как только лифт набрал скорость, прижался к стеклу и, пока директор подбирал рифму, стал жадно вглядываться во вспыхивавшие в полутьме пятна. Он увидел, как ярко-желтый тигр на журавлиных ногах с аппетитом поедает чей-то огромный плачущий глаз. Тигр оглянулся на лифт и облизнулся, а глаз проводил неведомых путников грустным взглядом.
– Что, страшно? – с довольным видом осведомился Синькин, который, разумеется, все заметил.
– Да не особенно, – пожал плечами Беда, стараясь не смотреть в ту сторону, где голый черт с надписью на спине «Я не ангел» гадил на голову господину в котелке.
Глядя на это зрелище, хохотал, держась за живот, моложавый бес с нахальными остроконечными усиками. Завидев его, Кондрат тут же ткнул кнопку громкой связи и радостно заорал: «Ола, компаньеро!» Бес послал в ответ воздушный поцелуй.
– Гений наш, – с теплотой в голосе сказал Синькин. – Его прямо с кладбища сюда старшим чертом взяли. Работник каких поискать: смелый, инициативный. Хочу ему свое место передать, когда на повышение пойду.
Вдруг с ближайшего пригорка покатилось что-то круглое, юркое, стремительное и неуловимое, как колобок.
– Пикассо! Пикассо! – толкнул Беду в бок куратор.
Мухин увидел, как гениальный старший черт подпрыгнул, ловко вскочил на колобок и, весело ухая и перебирая копытцами по поверхности шара, помчался дальше вместе с ним.
– Мучача кон балон![2]
– орал он во все горло. – Мучача кон балон!Мухин не выдержал: