Бес искусства. Невероятная история одного арт-проекта

– Хотел бы я посмотреть, как Кондрат Евсеич добровольно полезет в багажник, – буркнул Валя.

– И посмотришь, Валюнчик, я тебя персонально приглашаю. Я его свяжу и упакую, как посылку. Бантик даже повяжу.

Малашин план отличался редкой лихостью и такой же неосновательностью, однако вариантов у заговорщиков все равно не имелось. Скрепя сердце с ним согласились и члены Союза, и Галя с Валей, и сам Беда.

Что касается Силыча, то он в детали не вникал. Бывший вопряк смотрел на Малашу влюбленными глазами и повторял:

– Вот это барыня так барыня… Девяносто шестой пробы барыня. Мне б такую…

Глава 23 Британский ученый Борис Прайс

Уже в начале июля город был заклеен афишами:

10 августа

в Школе ИЗящного Арта

знаменитый британский ученый

БОРИС ПРАЙС

прочтет лекцию

«МУЗЕЕФИКАЦИЯ ПИССУАРА

И ПИССУАРИЗАЦИЯ МУЗЕЯ»

Каждый постер украшала фотография, на которой Прайс – подтянутый, спортивного вида седовласый джентльмен в кедах, шортах, футболке и бейсболке – стоял у школьной доски с теннисной ракеткой в руках.

Эта картинка вызвала некоторое волнение в студенческой среде.

– На Прайса идешь? – спрашивал один студент другого на ступенях Школы.

– Не-е, – тянул в ответ тот. – Чё-то очково… Говорят, дерется. Ракеткой по бошкам.

– Так это он вопросы отбивает. Метафора такая.

– Метафора… Все равно больно, наверно. Слушай! А нельзя ему, если что… ну, того… ну, звиздюлей отвесить всем вместе, по-нашему?

– Нельзя. Британский ученый.

– Эх… Не, не пойду, наверно.

Однако, несмотря на сомнения и опасения малодушных, в назначенный день актовый зал бывшего Дворца культуры водников оказался полон.

Борцы с Синькиным делегировали на лекцию Валю Пикуса. Все остальные были так или иначе задействованы в готовящейся секретной операции, а Беду не пустила Малаша, заявив, что он еще слишком слаб. Валя как мог утешил друга и пообещал подробно рассказать об увиденном.

Войдя в зал, Пикус почувствовал легкое головокружение. Перед глазами заплясали дежавю: ему показалось, будто половина зала занята невесть откуда взявшимися в Прыжовске участниками арт-группы «Призраки Маркса». Однако, присмотревшись, Валя убедился, что молодежь ему незнакома: по-видимому, это были здешние студенты и их приятели. Но на всякий случай он поспешил укрыться в задних рядах, где расселась публика посолидней.

Прайс опоздал совсем немного. Широко улыбаясь и приветливо помахивая ракеткой, он вошел в зал в сопровождении целой свиты: помимо Синькина, ее составляли господин министр культуры, ректор Школы, участники ХУШО, чиновники из областной администрации, а также высоченная, под два метра, девица в черном, похожая на Уму Турман.

– А это кто? Жена? – шепотом спросил Валя у сидевшего рядом студента.

– Нет, – так же тихо ответил тот. – Исследовательница. У нее грант на его изучение. Говорят, передвижной музей будет делать.

Синькин кратко представил гостя, назвав Прайса «старым боевым соратником», и плюхнулся на место, оставленное для него в первом ряду, где уже расселись хушисты.

Лектор вышел к трибуне и сразу заговорил, быстро и гладко, на чистом русском языке, что для многих слушателей стало сюрпризом.

– Все вы прекрасно знаете, – начал он, – что в последние сто лет передовые художники раз за разом отвергали своих предшественников. Образно выражаясь, бросали их с парохода современности. Так было целый век: они бросали и бросали, бросали и бросали, а пароход все шел вперед. И тут можно предположить следующее: пароход современности устроен так, что движется вперед за счет этого процесса – за счет того, что с него кидают классиков. То есть отказ от прошлого – это не побочная, а самая главная функция актуального искусства, за счет которой вырабатывается энергия поступательного движения. Более того: если перестать их кидать, то корабль потонет.

– И всем станет хорошо и спокойно, – завершил мысль кто-то, сидевший позади Вали.

Пикус оглянулся и тихо ойкнул, узнав Егора Прудоморева. Обычно добродушный бородач выглядел сегодня хмурым и недовольным: лицо его ясно выражало скептическое отношение и к британскому ученому, и ко всем его метафорам. Сильно похудевшего Валю он не узнал, и тот поскорей втянул голову в плечи: общение с бывшим коллегой по ХУШО в его планы не входило.

– Иначе говоря, – продолжал Прайс, – совриску нельзя дать никакого определения, кроме следующего: непрерывное обновление за счет отрицания. Каждый художник стремится стать непохожим на предшественников и современников. И потому совриск нельзя осмыслить как единое целое в рамках одной закономерности.

– Нельзя так нельзя, – пробухтел Азефушка. – Не можешь осмыслить – занялся бы делом каким. Корову бы купил, что ли.