Бес искусства. Невероятная история одного арт-проекта

Прайс вытряхнул всю свою сумку и принялся раскидывать мячи по залу руками и ногами. Часть студентов выскочила на сцену, чтобы помочь профессору.

– Теперь смотрите дальше, – сказал Прайс, отдышавшись. – Как говорят математики, давайте проверим нашу функцию на экстремумы. Чем менее ценной является вещь в повседневности, тем ценнее она станет, когда какой-нибудь мудак – я правильно произношу это русское слово? – когда какой-нибудь мудак внесет ее в пространство музея. И значит, самой ценной вещью в музее является – что? Самая бесценная вещь – это что?

– Говно! – выкрикнули сразу несколько студентов.

Костя Никодимов уже явно не был первым учеником.

– Именно! – подхватил Прайс. Глаза его засверкали, голос воспарил ввысь и приобрел яростный накал. – Воистину так! Говно прекрасно, оно завораживает, в нем есть блеск, харизма и привлекательность вечно нового. А все потому, что оно представляет бесконечный мир жизни, лежащей за пределами эстетического. В нем скрыто и возвышенное несходство с искусством, и аура бренности – указание на судьбу всего сущего. Вот оно-то и есть конечный смысл понятия «Великий пофиг». Лекция окончена.

Вдруг стало тихо: в зале как будто открыли окно и оттуда повеяло адским холодом.

– И возвратится прах в землю, чем он и был… – отчетливо произнес в тишине Азефушка. – Суета сует, сказал Экклезиаст.

В этот момент Саня Щипакин спрыгнул со сцены, подошел к Косте Никодимову и что-то прошептал ему на ухо. Тот согласно кивнул, словно подтверждая: «Пора!» – и махнул рукой Соне Сойкиной.

Все трое направились на сцену.

– От имени слушателей Школы Изящного Арта мы благодарим профессора Прайса за прекрасный урок, – неожиданно спокойно и внятно произнес хулиган Щипакин.

– И хотим доказать, что усвоили его полностью, – продолжил Никодимов. – Сегодня с утра мы арендовали в городе небольшой прогулочный пароходик…

– Называется «Лягушка», – вступила Сойкина. – Он стоит прямо здесь, на реке, возле океанариума, и сейчас все желающие смогут спуститься к нему и принять участие в водной прогулке.

– Которая, как вы уже догадались, завершится киданием нашего уважаемого лектора с парохода современности, – закончил Щипакин.

Прайс отступил на шаг назад и выставил вперед ракетку.

– Эй! Эй! За что? – спросил он так тихо, что не расслышал никто, кроме стоявших на сцене.

– Как это – за что? Да вы же сами говорили…

– Хочу предупредить: я гражданин Великобритании! – неожиданно тонким голосом объявил во всеуслышанье Прайс. – И этот разговор продолжится только в присутствии консула и адвоката.

Всем показалось, что в интонациях британского ученого вдруг прорезался акцент.

– О! – громко и удовлетворенно заметил Азефушка. – Приссал!

В зале зашумели. Похожая на Уму Турман девушка в черном выскочила на сцену и встала в боевую стойку, прикрыв объект своего исследования. Министр культуры быстро, как лисица в нору, юркнул в полуоткрытую дверь. Хушисты повскакивали с мест и загалдели. А Кондрат Синькин хлопнул себя по коленям, откинулся на спинку кресла и во весь голос заржал.

Запахло международным скандалом.

Однако на сцену уже поднимался ректор Школы.

– Да шутят они, Борис Иосифович! – объявил он в микрофон. – Отвыкли вы там от наших шуток. Фуршет накрыт на кораблике. Всех приглашаем!

– Борь, а хочешь правда кинем тебя с парохода? – подал реплику с места Синькин. – И я с тобой спрыгну за компанию. Ничего, выплывем. Ты забыл сказать, что оно не тонет.

Глава 24 Три танкиста

Через день после отъезда зарубежного гостя, в пятницу вечером, Синькин объявил своему дворецкому:

– Завтра, Тимоти Бобович, я в Москву не поеду. Отпускаю сам себя в однодневный отпуск. И пойдем мы с тобой в какое-нибудь злачное место, за деффками. Покажешь мне здешнюю флору и фауну. А то заработался я.

– Очень хорошо, Кондрат Евсеич, – невозмутимо ответил батлер. – Это как нельзя лучше совпадает с моими планами.

Сотрудники вип-дачи знали, что по субботам хладнокровный Тимофей Борисович позволяет себе расслабиться: посещает единственный в городе ирландский паб «Молли Блум» и выпивает там ровно одну пинту «Гиннесса». Туда же он вознамерился сводить и любознательного шефа.

Хорошо изучившая привычки батлера Малаша заявилась в «Молли» еще в шесть тридцать и, оглядев похожий на пещеру зал, уселась в самом темном углу, откуда можно было за всеми наблюдать, оставаясь при этом незамеченной. Ярко-красный плащ «мечта Кармен», в котором художница обычно рассекала по прыжовским улицам, был предусмотрительно сложен вчетверо и помещен в большую спортивную сумку. Туда же втиснулись необходимые для завершения операции предметы: туристский спальный мешок с молнией, пять рулонов эластичных бинтов и кляп.