Бес из бутылки

Kokua will defend you."	Кокуа не даст тебя в обиду.
"Gift of God!" he cried.	- Ты божий дар! - воскликнул Кэаве.
"I cannot think that God will punish me for desiring aught so good!	- Не верю я, чтобы господь бог мог покарать меня за то, что я возжелал обрести такое сокровище!
Be it as you will, then; take me where you please: I put my life and my salvation in your hands."	Пусть же все будет, как ты сказала: вези меня, куда надумала, вручаю тебе свою жизнь и свое спасение.
Early the next day Kokua was about her preparations. She took Keawe's chest that he went with sailoring; and first she put the bottle in a corner; and then packed it with the richest of the clothes and the bravest of the knick-knacks in the house.	С утра Кокуа начала собираться в дорогу; она взяла сундучок Кэаве, который он брал с собой в плавание, и прежде всего запихнула в угол на самое дно бутылку, а сверху положила самые дорогие одежды и самые диковинные безделушки, какие были в доме.
"For," said she, "we must seem to be rich folks, or who will believe in the bottle?"	- Ведь нас должны считать богачами, - сказала она, - иначе кто же поверит в волшебную бутылку?
All the time of her preparation she was as gay as a bird; only when she looked upon Keawe, the tears would spring in her eye, and she must run and kiss him.	Собираясь в путь, Кокуа все время была весела, как птичка, и лишь порой, когда она украдкой поглядывала на мужа, слеза мутила ее взор, и тогда, подбежав к нему, она нежно его целовала.
As for Keawe, a weight was off his soul; now that he had his secret shared, and some hope in front of him, he seemed like a new man, his feet went lightly on the earth, and his breath was good to him again.	А у Кэаве будто камень с души свалился; теперь, когда он открыл свою тайну Кокуа и перед ним забрезжил луч надежды, он словно возродился; ноги его опять легко ступали по земле, и он уже больше не вздыхал.
Yet was terror still at his elbow; and ever and again, as the wind blows out a taper, hope died in him, and he saw the flames toss and the red fire burn in hell.	Но все же страх не совсем оставил его; временами надежда начинала угасать в нем, подобно тому, как гаснет на ветру слабый огонек свечи, и тогда перед глазами его снова бушевало адское пламя и колыхались огненные языки.
It was given out in the country they were gone pleasuring to the States, which was thought a strange thing, and yet not so strange as the truth, if any could have guessed it.	Они тут же распустили слух, что отправляются для развлечения путешествовать в Штаты, и все немало этому удивились, но дознайся кто-нибудь до истины, так, верно, удивился бы еще больше.
So they went to Honolulu in the Hall, and thence in the Umatilla to San Francisco with a crowd of Haoles, and at San Francisco took their passage by the mail brigantine, the Tropic Bird for Papeete, the chief place of the French in the south islands.	И вот Кэаве и Кокуа отплыли на пароходе "Ковчег" в Гонолулу, а оттуда вместе с толпой белых пассажиров на "Юматилле" - в Сан-Франциско и там пересели на почтовую бригантину "Птица тропиков", которая доставила их в Папеэте - главное поселение французов на Южных островах.
Thither they came, after a pleasant voyage, on a fair day of the Trade Wind, and saw the reef with the surf breaking, and Motuiti with its palms, and the schooner riding within- side, and the white houses of the town low down along the shore among green trees, and overhead the mountains and the clouds of Tahiti, the wise island.	Путешествие было приятным, и с попутным пассатом они прибыли на место в солнечный день и увидели риф, о который разбивался прибой, и Мотуити с его высокими пальмами, и шхуну, скользившую вдоль берега, и белые дома города, раскинувшегося у самого моря под сенью зеленых деревьев, а за ним - высокие горы и облака Таити - острова мудрецов.