Бес смертный

Был еще один канал, обеспечивавший мне постоянный доход, – торговля шаманкой, но теперь, в свете последних событий, я и не знал, стоит мне продолжать этим заниматься или эта синекура по умолчанию отпала. Никто из моих новых начальников не давал мне на этот счет указаний, поэтому, от греха подальше, я решил пока не суетиться. Кое-какие деньги у меня еще оставались, а о дальнейшем я по обыкновению не задумывался. В моей жизни бывало так – и очень часто: деньги появлялись совершенно неожиданно в тот самый момент, когда в кармане не оставалось даже на метро и перспектив не виделось решительно никаких.

Но они появлялись. Кто-то что-то предлагал продать, кто-то что-то хотел купить, кому-то нужна была моя консультация, и все быстро налаживалось. Я иногда думал, что Господь, если он есть, действительно хранит меня. То ли за какие-то неведомые мне самому заслуги, то ли из чистой благотворительности. Благотворительность я терпеть не могу в любом ее проявлении, поэтому предпочитал думать, что имею заслуги.

После четвертого «Цеппелина» я слушал «Дженезис», «Дип Перпл», «Гонг» и «Клэш», прошелся по старым немцам, начав с «Эмбрио» и «Крафтверк» и добравшись постепенно до «Аджитейшн Фри», слушал что-то еще, а когда понял, что из колонок звучит «Квартет Анны Карениной», осознал: прошли уже сутки с тех пор, как я сел писать поправки к уставу.

Вероятно, кто-то и домогался меня, но на этапе «Electric Cafe» я выключил оба телефона.

Спать не хотелось, я включил мобильник, и он тут же начал выпикивать мелодию «Drop» из пятого альбома «Софт машин». Как я и думал, звонил мой куратор.

– Готово? – спросил он.

– Что? – переспросил я.

Мало ли что куратор имеет в виду. Может быть, дополнения к уставу, а может быть, список потенциальных или реальных врагов народа.

– Да устав же, устав…

– Заходи, – сказал я.

Я решил быть теперь с ним на «ты». Посмотрим, что из этого выйдет. Не посадит же он меня за фамильярность со старшим по званию. Какое у меня звание в полиции нравов, я не знал, но подозревал, что если оно и есть, то будет всяко ниже, чем у куратора.

Он появился в дверях через две минуты. Сейчас Карл Фридрихович был похож на пожилого рокера, несколько часов назад побывавшего в руках властей. Волосы, прежде ухоженные и уложенные, были подстрижены неровно и торчали из головы неопрятными кустиками; куртка, принадлежавшая ранее какому-нибудь пилоту ВВС США, была выпачкана мелом; брюки мятые, лицо опухшее, в общем, среди офицеров он был бы сейчас не на месте. А на месте он был бы – во всяком случае, с такой внешностью – в приснопамятных «Волосках» в короткий период их взлета.

– Что это ты такой потрепанный? – спросил я, приветливо, как мне казалось, улыбаясь.

– Мы снова на «вы», – хмуро ответил Карл.

Я пожал плечами.

– Хорошо, на «вы».

– Вот так лучше, – сказал куратор. – Борзеть-то не надо.

Я молча прошел в комнату. Карл Фридрихович, проследовавший за мной, шагнул к столу и поворошил разбросанные на нем бумаги.

– В целом неплохо, – сказал он, пробежав глазами текст моих поправок. – Именно на том уровне бреда, на котором и держится вся эта затея.

– В смысле? – не понял я. – Какого бреда? Вырисовывается солидное предприятие… Я тут и бухгалтерию подбил кое-какую. Смотрите…

– Какую там бухгалтерию? – пробурчал Карл. – Оставь. Пустое.

– Как? Что? Ничего не состоится?

Я был искренне обеспокоен. Идея клуба мне нравилась, и я думал, что смогу выполнять новые обязанности стукача легко и без ущерба для моей совести и моих неплохих, в общем-то, знакомых. А главное – что мне наконец-то будет облегчен доступ к западной музыке, и будет позволено более или менее спокойно репетировать и играть людям нормальным, умеющим это делать и пишущим отличные песни. Кое-какие из них я слышал. Некоторые люди в нашем городе писали серьезные песни. В полной неизвестности писали, в бедности и под постоянной угрозой репрессий.

– Со своим дерьмом завязывай совсем, – сказал куратор.

– С каким?

– С шаманкой. – Карл Фридрихович строго взглянул мне в глаза. – Понял?

– Да я и так… Я и не собирался…

– Вот и не собирайся. Вопрос закрыт. Влетишь – никто тебя прикрывать не будет.

– Да я и… А почему вы это вдруг?…

– Потому. Полгорода кричит, что у тебя можно купить дурь.

– Какие полгорода? Кто кричит?

– Кто надо, тот и кричит, – ответил куратор.

Я заметил, что на костяшках правой кисти Карла Фридриховича запеклась кровь.

– Что смотришь? Работа у нас такая, – вздохнул куратор. – Собачья… За культурой следим.

Он поднес к глазам кулак, посмотрел на ссадины, украшающие тыльную часть ладони.

– Я сегодня этого козла вонючего, можно сказать, от смерти спас…

– Кого? – спросил я, уже понимая, о ком идет речь.